Унция или Драгоценное Ничто

Солдат так и стоял, задрав голову и выставив руку с фонарём, когда в проломе показалось потное лицо товарища.

– Э… эй… – позвал тот, тяжело дыша и ещё не видя принцессу. – Ты что… там застыл?

Кот пришёл в себя:

– Слушай, сунь-ка руку в пролом, прямо под потолком!

– А зачем… её… – Стопа всё никак не мог перевести дух, – туда… совать?

– Ну, сунь!

Товарищ несколько раз схватил пустоту.

– Не… нет ничего, – сообщил, вытирая пот рукавом.

– Да ты ляг на живот и пошарь поглубже! – Кот махнул фонарём, указывая, где нужно искать.

Стопа вытянул руку, насколько мог, и наткнулся на каблук туфельки.

– Что это, клад? – прижался щекой к балке.

– Пока не знаю, – Кот нервно крутил ус. – Если клад, то почему такой лёгкий?

Солдат потянул за каблук и скоро нащупал мягкую ткань, прикрывавшую ногу. Он ухватил за лодыжку и осторожно дёрнул, привстав и наблюдая, как подол платья переходит в схваченную поясом талию, та – в лиф, а следом выплывает серебряная шея с прелестным, мерцающим лицом.

От неожиданности Стопа отпрянул и чуть было не скатился с крыши. А драгоценная статуя, которой взлететь мешал потолок, стала медленно подниматься сквозь пролом, вытягивая за собой столб золотого струистого света.

– Хватай, не то улетит! – завопил снизу Кот. – Что ты застыл, как истукан?!

Напарник встал на колени и ухватил за кончики золотых волос, одновременно пытаясь удержать равновесие.

– Она тащит меня вверх! – закричал, поднимаясь с колен, а потом и вовсе вытягиваясь и балансируя на цыпочках с поднятой рукой.

– Держи крепче! – Кот продолжал светить сквозь пролом.

– Не могу! – Стопа чуть не плакал.

– Думай о фруктовом садике!

– У-у-у!

– Ладно, отпускай! Не ровён час, разобьёшься…

Солдат распластался на крыше, а богиня, подхваченная порывом ветра, поплыла в сторону города.

– Ну вот, ты оставил нас без заработка! – Кот опустил фонарь. – Теперь наш клад поймает какой-нибудь негодный штатский!

Стопа не знал, что на это ответить и уселся на балке, свесив ноги в пролом.

– Слушай, – он поглядел вниз, на фонарь и люк в пятне света. – А может, главный клад там, где книжная гора? Если бы я его прятал, точно бы зарыл в книгах!

Кот подцепил носком башмака ржавое кольцо:

– Раз уж пришли, давай глянем. Но стоило тогда карабкаться по стене? Можно было просто раздолбить внизу кирпичи…

Профессор вывалился из плюющего искрами шкафа и замер на полу. Ему было больно двигаться – больно и стыдно. Как бы Мелия не поступила, ему следовало до конца оставаться верным своему чувству.

Он сел, замечая, что рубашка на животе сгорела, и на теле глубокий ожог, но совесть жгла куда сильнее.

Пуп попытался настроиться на прежний мажорный лад, взывая к своей счастливой повадке, но молчание внутри было оглушительным и полным. И, сидя у чадящего пустоскопа, он вдруг понял, что привычный светлый настрой и был звуком заветного колокольчика. В самом начале, задолго до встречи с Мелией, так звучала надежда на эту встречу, а потом серебристый звоночек перешёл в звучание любви. Теперь же, с исчезновением его светлой нотки, не осталось ни любви, ни надежды.

Превозмогая тошноту и головокружение, профессор поднялся и направился к кабинету мага. Он не знал, что скажет и о чём будет спрашивать, – никаких доказательств вины Иеронимуса не осталось: единственная улика, образ лимона-самородка, рассеялась по эфиру, как и нотный пепел крылатой лодки.

В кабинете Пупа встретил Жабон. Циркач подписывал бумаги, по обыкновению, прилепляя их пятернёй к щеке.

– Профессор! – воскликнул он, полоща листок в воздухе. – Примите поздравления!

– Поздравления? – опешил Пуп.

– А вы ничего не знаете? Вся мировая общественность уже выражает свой восторг! – толстяк пошарил на кресле и, ухватив тросточку, встал навстречу.

– Мировая общественность? – учёный запахнул полы сюртука, но Жабон успел заметить прожженную рубаху и ухмыльнулся.

– Горячие поздравления! – выставил пухлую ладошку.

Пуп машинально протянутую руку пожал:

– Но с чем?

– Как же, дорогой вы наш гений! Амальгама не только получена, но и нанесена на чашу, – он сделал многозначительную паузу. – И проектор-рефлектор уже фунциклирует!

– Фунцик… что? – Пуп забыл, зачем пришёл, просто оторопело моргал.

Жабон освободил руку из каменной ладони изобретателя и сел обратно за стол.

– Но как же такое может быть? – к Якобу вернулся дар речи. – Впереди ещё поле непаханое!

– Было поле, было, а теперь – нет! – ассистент поёрзал на тросточке и взял новый документ. – Впрочем, сегодня после обеда у нас генеральная репетиция.

– Репетиция?

– Да, нашего с вами общего представления.

Пуп нахмурился:

– Это что, опять какие-то фокусы?

– О нет, дорогой профессор, – Жабон хитро прищурился. – То, что вы увидите, будет на самом деле.

В голове учёного всё смешалось: и колокольчик, и лимон-самородок, и несчастная сюита, и бурдюк, и проектор-рефлектор.

– Но как вы получили состав? Как нанесли его на чашу? – он попытался собраться мыслями. – Ведь надо владеть навыками, технологией, да просто знать нужную формулу!

– Я вас умоляю, – толстяк обмахнул щёку ладошкой. – Это же не главное!

– А что главное? – растерялся профессор.