Унция или Драгоценное Ничто

«Этот колокольчик, – его голос вибрировал, стараясь удержаться на достоверной ноте, – ты сама мне его дала. И сейчас он играет очень важную нотку. Важную для тебя, меня и… одного дельца!»

Послышалось тоненькое хихиканье, шедшее то ли из бурдючного чрева, то ли из телефонной трубки.

«У тебя есть что-то, что очень нужно мне. Не спрашивай, для чего мне это нужно, ведь влюблённые не спрашивают, а просто всё отдают!»

Мелия молчала, но Якоб продолжал принимать все её мысли. И сейчас, в этот страшный момент она думала не о себе, а о нём. Нимфа была готова отдать всё, что у неё есть, но никак не могла взять в толк, почему тот, у кого серебряный колокольчик, совсем не похож на её любимого.

Ещё одна фигура в капюшоне подошла и сложила под деревом какие-то чёрные мешки.

Якоб не сводил с Мелии глаз и всё нажимал и нажимал кнопку вызова в надежде упросить Жабона прекратить происходящее. Он не знал, что прибор транслирует события уже свершившиеся и хранящиеся на одной из бесчисленных полочек тонкого мира.

– Ах, это вы, профессор, – как ни в чём не бывало, отозвался циркач. – Как вам представление?

– Немедленно оставьте мою невесту в покое! – закричал Пуп, не помня себя. – Покиньте рощу! Зачем вы заставляете меня верить, что это я там, около дерева? Неужели страдания людей могут быть смешными? Что у вас за цирк такой! – он исступлённо тряс гарнитуру. – И верните колокольчик, это вы похитили его!

– Ой-ой, какие страшные обвинения! – уколол и удалился фальцет. – А может, вы забыли танцы с самоцветными феями? Но я вас не виню, с ними забудешь всё на свете, не так ли, ювелир вы наш?

– Это видения… сон… – бормотал Якоб, с ужасом наблюдая, как бурдюк раскачивает дерево.

– Видения… сон… – повторил голос под куполом шатра. – Ничего, найдёте себе другую!

Словно услышав Жабона, Мелия убрала ладони от лица. А Якоб вдруг понял, почему дриады не брали младшую сестру с собой. Когда-то в студенческие годы, на лекциях по легендам и мифам древности, им рассказывали, что лесные нимфы могли видеть будущее, лишаясь за это дара любви. Мелия своего будущего не знала – она была единственной из сестёр, способной на человеческое чувство.

«Ну же, милочка, мне надо совсем чуть-чуть, – дребезжал ненавистный голос. – Всего пара ноток той песенки!»

Нимфа собрала все силы и предприняла ещё одну отчаянную попытку спрятаться. Она уменьшилась в несколько раз, но стать невидимой у неё не получилось. Бурдюк перестал трясти ольху и хлопнул блинами.

Каменные танцовщицы отступили, продолжая хоровод за границами светового конуса. Вместо них дерево окружили тёмные фигуры в плащах. Одна из них совсем приблизилась к стволу и показала дриаде блестящее полотно пилы.

Мелия ничего подобного прежде не видела и не знала, для чего эти наточенные зубья. Но ей стало ясно, что незнакомцы не оставят её в покое.

Страх, пронзивший сердце возлюбленной, отозвался мучительной болью в душе Якоба, не спускавшего с неё глаз.

«Почему ты мне не веришь? – бурдюк продолжал свои ноющие укоры. – Разве ты меня не узнаёшь? Где же твой игривый прутик?»

Услышав о прутике, профессор замер, как громом поражённый. А чудовище с новой силой затрясло ольху, внутри которой, словно кораблик в стеклянной бутыли, колыхалась маленькая девичья фигурка.

Не выдержав, Пуп бросил трубку и на негнущихся ногах вошёл в конус луча. Раздался треск электрических разрядов, полетели искры.

– Оставь её в покое, негодяй! – он впился в ненавистный чёрный куль. – Мелия, не верь, это не я! – кричал, хватая воздух скрюченными пальцами.

Бурдюк, которому удары, тычки и пинки Пупа не наносили ровным счётом никакого вреда, хлопнул блинами, и пила впилась в дерево.

Запертая в прозрачном цилиндре ствола, Мелия с ужасом смотрела на мелькающие зубья, а Якоб в бессильном гневе пытался остановить полотно пилы. Чудище снова хлопнуло, и пытка прервалась.

«Ты не передумала?» – дыры ноздрей уставились на бледно-фисташковое, блестящее от слёз лицо.

Мелия молча помотала головой, и профессор, не в силах помешать происходящему, бросился к рубильнику, выключая проектор-рефлектор.

Луч погас, и он остался стоять в тусклом, дежурном свете ламп.

– Нет, там не я… – слёзы, скатываясь с трясущегося подбородка, капали на переплетённые у груди пальцы. – Там не я!

Он не видел, как пила прошла остаток пути, но дерево продолжало стоять, и Мелия тоже встала, в последний раз окидывая взглядом свой сказочный лес. Не видел, как чёрные плащи навалились, и вокруг поваленной ольхи вспыхнуло, заколебалось прозрачное радужное свечение, а чёрные фигуры с мешками уступили место другим, со столярными инструментами. Ничего этого Пуп не видел. Когда тишину шатра расколол оглушительный телефонный зуммер, он снова и снова мысленно останавливал мелькающие зубья пилы. Аппарат трезвонил без перерыва, и прошло несколько минут, прежде чем он взял трубку.

– Эй, рыцарь света! – Жабон злорадно хихикал. – Никуда не уходите, это ещё не всё!

В гарнитуре кликнуло и затихло, а чаша проектора-рефлектора засветилась сама по себе.