Остальные друзья считали его эксцентричным, манерным, милым и обаятельным, но чудовищно застенчивым. Кажется, все, что он когда-либо сказал при всех, было «привет!» шепотом, а так он просиживал все время в помещении, рисуя, словно робот, пока вокруг шла беседа. Согласно Элейн Бауманн, он «просто сидел и наблюдал, словно находился вне своего тела. Он был косноязычным, абсолютно не умеющим формулировать свои мысли юношей. А еще благоговел перед знаменитостями. Писал фанатские письма Трумену Капоте и Джуди Гарленд. У него дыхание спиралось, когда видел „Того“ или „Этого“». Энди испытывал такой трепет перед звездами, что, когда одну из их частых вечеринок на выходных посетил Хёрд Хэтфилд, сыгравший в фильме «Дориан Грей», просто уставился на него и шептал, не веря собственным глазам: «Хёрд Хэтфилд!». В другой раз, когда оказался сидящим в кино рядом с Марлен Дитрих, он еле выдохнул Лейле: «Марлен Дитрих!».
Уже тогда, как заметил Джордж Клаубер, Энди, кажется, верил, что в соприкосновении со знаменитостями есть какая-то магия:
Больше, чем кто-либо из моих знакомых, Энди жаждал встретить знаменитостей. У него страсть была к успешным и известным людям. Когда он впервые приехал в Нью-Йорк, почему-то думал, что я со многими знаком. И постоянно умолял меня представить его кому-нибудь знаменитому.
«Любой, чье имя было на слуху, являлся знаменитостью, – добавляла Марджери Беддоус. – Слышал имя знаменитого стоматолога и уже готов был бежать».
К этому моменту Энди воплотил одну из своих задумок, ставшую серией впечатляющих рисунков на разворот в технике отпечатка, иллюстрирующих пьесы Жироду и Уильяма Инге и статью о Лорке в журнале Theater Arts. Они схватывали двойственную сексуальную природу персонажей в изысканной воздушной манере. Как-то один художник-иллюстратор увлеченно наблюдал за тем, как работает над иллюстрациями Энди: «Он скреплял два листа бумаги вместе изолентой, образуя дверцу, потом рисовал на этой дверце коротенькую линию и промакивал ее о рабочую поверхность, поднимал, рисовал еще и вновь промакивал». Пусть процесс был совсем не простым и требовал для осуществления определенной ловкости и вкуса, он проходил достаточно быстро, чтобы позволить Уорхолу выполнять свои рекламные заказы за одну ночь, придавая им индивидуальности.
Клаубер, который, по представлению Энди, трудился в светском рекламно-оформительском кругу и у которого тот постоянно выпрашивал приглашения и контакты, видел в нем «этакого нытика, жалующегося, мол, раз я таким занимаюсь, можно и ему прийти? А мне особо нечем было ему помочь, на самом деле моя помощь ему не требовалась. Он уже был в деле и весьма самостоятельным. Считал почему-то, что я вел куда более экзотичную жизнь, чем это было на самом деле. Иногда я мог взять его с собой в номера в Восточном Хэмптоне на выходные. Как-то приехал ко мне в гости с Элиасами в Кейп. У него была проблемная кожа, так что на солнце не мог находиться, иначе сильно обгорал в момент. Смотрелся эксцентрично в этих штанах хаки и белой рубашке под огромным черным зонтом над головой, рассекая по дюнам. Зрелище было еще то. Но он был самим собой и нисколько не смущался этого».
Энди очень много времени проводил за работой, оттачивая свои навыки и экспериментируя с новыми выразительными средствами. Тина Фредерикс настояла, чтобы он пошел к офтальмологу за специальными очками. Зрение у него было не очень и от напряжения только ослабевало. Новые очки были с очень толстыми линзами и делали его еще большим фриком, чем обычно, но он прилежно носил их.