Уорхол

Рассказывал Жюль Левалуа, секретарь Сент-Бёва[567]: «Бодлер редко принимал участие в наших деревенских развлечениях, находя яркую зелень деревьев слишком безвкусной. “Мне бы хотелось, – говорил он со своим обычным выражением неулыбчивого повелителя, – прерий, окрашенных в пурпурный цвет, рек желто-золотых и деревьев небесно-синих. Но в природе нет воображения”».

Столько времени денди проводил за свои туалетом только потому, что одежда и все эти искусственные ухищрения – парики, косметика – превращали мужчин и женщин в других существ, ушедших максимально далеко от своего природного состояния. «Быть естественным – такое состояние сохранить невероятно трудно», – говорил Оскар Уайльд.

Когда Фанфарло была готова отдаться Самюэлю Крамеру[568], «поддавшемуся какому-то странному капризу», по выражению Бодлера, он принялся кричать как избалованный ребенок: «Я хочу Коломбину, дайте мне Коломбину, дайте мне ту, что свела меня с ума своим нелепым, фантастическим нарядом бродячей акробатки». Фанфарло стоит здесь, перед ним, «бескрылая», но чересчур обнаженная, она уже не та, о которой он мечтал, она – просто женщина. Чтобы восстановить дистанцию, Крамер посылает Флору, горничную, в театр (в три часа утра!) за сценическим костюмом актрисы, напутствуя (громовым голосом, – уточняет Бодлер): «И не забудь помаду!»

Следует «похвала макияжу». Макияж – тайная церемония, которая дистанционно удаляет от того, что называется «животным началом» в человеке. Послушаем Малларме: «Ночь, безнадежность и драгоценные камни». Читаем у Бодлера: «Денди – это представители всего, что есть наилучшего в человеческой гордости, осознающие необходимость, что в наше время встречается крайне редко, в борьбе против тривиальности – до ее полного уничтожения. С самого рождения денди ведут себя высокомерно, даже холодно, что характерно для их касты приверженцев эпатажа».

«Несомненно одно, – говорил Дали, – я ненавижу все формы простоты».

«Ах, до чего обыденна жизнь, – восклицал Лафорг. – Ежедневно привнося в нее эстетизм, денди пытается побороть реальность, которая его удручает».

Стендаль дал возможность князю Коразоффу преподать следующий урок Жюльену Сорелю[569]: «Грустный вид не может считаться хорошим тоном; вид скучающий уместен более. Если вы грустите – это значит, что вам чего-то недостает, есть что-то такое, в чем вам не удается преуспеть. Это все равно что показать себя слабым. Когда же вы, напротив, томитесь скукой – это все равно что кто-то, кто слабее вас, тщетно пытается завоевать ваше расположение».

Уорхол с большой охотой усвоил эти знания. Выработав свой собственный стиль – намеренно небрежный, особенно в одежде. По свидетельству многих, в 1960-х годах он часто появлялся на людях в забрызганных красками брюках и обуви. На одном из званых вечеров его видели в смокинге и в очках с желтыми стеклами. Ортопедические корсеты, которые он вынужден был носить постоянно после роковых выстрелов Валери Соланас в 1968 году, всегда были обтянуты тканью ярких, кричащих расцветок. В холодную погоду он часто надевал обтягивающие танцевальные трико густо-вишневого, зеленого или оранжевого цветов – не только для тепла, но еще и для того, чтобы стали заметными маленькие дырочки и прорехи, сделанные им самим в джинсах или брюках.

Его парики в 1950-х годах были серебристо-платиновыми и по форме еще более или менее «нормальными», в 1960-х они уже приобрели серо-стальную окраску, а в 1980-х годах стали похожими на пучок взъерошенных перьев невообразимых расцветок. Чтобы еще больше подчеркнуть искусственность всей этой «прически», по обеим сторонам лица, от макушки до плеч, спускались пряди естественно-темных волос.

Можно вспомнить Бодлера, который, выкрасив волосы в зеленый цвет, отправился с визитом к Maxime Du Camp. Его друг Асселино, подивившись этой силе постоянной заботы о том, чтобы вызывать своей персоной как можно большее удивление, бросил такую реплику: «Вернувшись как-то из гостей, Бодлер лег спать под кровать, чтобы наутро поразить себя самого».

Перещеголял ли Бодлер в эксцентричности поведения самих денди, признаваясь в том, что «самое опьяняющее в дурном вкусе – это изысканное удовольствие вызывать отвращение»? Мишель Лемер в своей книге «Дендизм от Бодлера до Малларме» хорошо объяснил суть происходившего: «Эксцентрик (человек эксцентричного поведения) привлекает внимание, но не столько к самому себе, сколько к тому персонажу, в которого он желает перевоплотиться. Все судачат о нем, но только этот “он” – существо придуманное, собранное из разнородных фрагментов. Таким образом, он “убивает разом двух зайцев”: выставляет себя напоказ и прячет свое я».

«Я – другой», – сказал Рембо.

Уорхол всегда думал о себе иначе, чем он представлялся на самом деле. Он говорил: «Я всегда верил в рассеянный свет и “розовые” очки. Я верю в пластическую хирургию».