Уорхол

Чтобы дать представление о высоком уровне требовательности, предъявляемой Уорхолом к своей работе, я процитирую Пьера Гийоту, много объясняющий отрывок из его книги «Объяснения», написанной в соавторстве с Марианной Альфан: «Чтобы создать произведение, нужно пребывать в состоянии высочайшего напряжения, отказаться от своего “я”, вплоть до полного его исчезновения. Особенно во Франции этот демонизированный образ поэта заслоняет собой такую глубочайшую сторону жизни, как материальная составляющая (безденежье, болезни, страсти и т. д.). Драма художника в театральном смысле этого слова – это действие, это то, что и как он изображает, а изображает он до того самого дня, пока не исчерпается весь, без остатка, до самого конца, и он знает об этом конце, и всю свою жизнь боится его. В этом страхе есть также нечто особенное, своего рода мечта, сильнейшее желание расстаться с бытием, исчезнуть от распада материальности, от угасания света (…). Создать такую форму существования, которая будет постоянной и жестокой хозяйкой положения, требующей к себе от всего внешнего мира ежесекундного и безоговорочного поклонения. Жить в таком состоянии несказанно тяжело, потому что, и я об этом часто говорил, нельзя уже проживать эпизоды своей жизни простым и обычным образом, как, к счастью, делают это большинство людей, то есть попросту живут настоящим днем. Тогда как художник живет в постоянном “шлейфе”, являющемся продолжением мировых, вселенских событий, им увиденных, услышанных или почувствованных. Это означает лишь то, что наслаждение миром в таком виде, каков он есть, становится вещью почти невозможной. Осознание себя в настоящем, текущем моменте – очень редкое явление, поскольку художник никогда не бывает здесь и сейчас…»

«Целый день не покидает беспокойство, а потом, как гора с плеч, освобождение, потому что получено доказательство, что эта милость, эта благодать еще простерта над вами».

Нужно самому подняться на тот уровень наивысшей требовательности, чтобы понять, как Уорхол погружался в светские удовольствия и при этом сохранял то напряжение, которое необходимо для поддержания четкой и неослабевающей линии, протянувшейся от серий «Мэрилин», «Катастрофы» до «Спать», от «Коробок Brillo» – до «Девушек из “Челси”», до начала издания Interview, до «Ретроспектив» и, в конце концов, до «Камуфляжей».

«Существует только одно достоинство – это неосмотрительность», – говорил Марсель Жуандо[696], который хорошо знал предмет. Именно поэтому Уорхол пустился без оглядки в авантюру с серией «Камуфляжи» в 1986 году, совершенно не похожей на то, что он делал раньше. Получилась серия-шедевр, открылась новая Вселенная, о которой до сих пор было известно очень мало, намечены только контуры, так как «Камуфляжам» уделялось внимания еще меньше, чем работам 1970–1980-х годов. О них почти никогда не говорил, они остались явно недооцененными, с них почти не делали репродукций, показывали очень редко. Недавно выдалась редкая возможность увидеть двенадцать работ этой серии, выставленных в MoMA. Они великолепны.

В серии «Тени» и в других, не таких значительных, работах уже заметны явственные попытки Уорхола приблизиться к абстракции, но в данном случае речь идет совсем о другом, поскольку его «Камуфляжи» – это одновременно абстрактная и фигуративная живопись. Вот такая двойственность. Формы, безусловно, тяготеют к абстракции, но манера их изображения фигуративная: камуфляжи взяты из реальности. В чистом виде фигуративная живопись.

Для «Камуфляжей» Уорхол использовал фотографии военной маскировочной ткани, купленной в армейском магазине. Он скопировал очертания кляксообразных, растянутых форм, увеличил их размеры и изготовил из них экраны для шелкографии. В некоторых работах этой серии Уорхол использовал флуоресцентные краски, в других – оставлял темно-коричневый, болотно-зеленый цвет изначального образца ткани, назначение которой – позволить воюющим слиться с ландшафтом или с городской средой, но кроме этого, обеспечить возможность распознавать принадлежность военнослужащих к армиям разных стран, одним словом, обладать маскирующими свойствами и быть хорошо отличимыми. Снова двойственность…