Если какое-то заслуживающее внимания лицо добиралось до Омахи, чтобы встретиться с ним, то он садился в свой синевато-стальной «Линкольн-Таункар» и проезжал через центр города пару километров до аэропорта, чтобы лично встретить гостя. Для многих визитеров этот жест был приятной неожиданностью. Однако достаточно быстро он начинал играть у них на нервах, не замечая ни сигналов светофора, ни знаков обязательной остановки, ни других автомобилей — Баффет просто мчался по дороге, не умолкая ни на минуту. Он пытался давать своему поведению на дороге некое рациональное оправдание, говоря, что едет настолько медленно, что даже в случае аварии повреждения будут незначительными44.
Он всегда показывал гостям свой офис, демонстрируя важные вещи, способные рассказать историю его карьеры. Затем садился на краешек кресла, скрещивал руки и приветственно поднимал брови — эту позу он сохранял все время, пока его гость или гостья задавали вопросы или излагали свои просьбы. Для каждого из собеседников Баффет находил моментальное и мудрое решение, причем выражавшееся в форме не только делового предложения, но и теплого, дружеского совета. Когда же гости (знаменитые политики или руководители какой-нибудь крупной компании) завершали беседу, он мог огорошить их предложением перекусить в «Макдоналдсе» перед тем, как отвезти их обратно в аэропорт.
В то время как Баффет читал, занимался исследованиями и встречался с другими людьми, его телефон звонил не переставая. Те, кто звонил Баффету в первый раз, часто терялись, слыша в трубке приветственное «алло!». Часто они не могли поверить, что беседуют именно с ним, или попросту теряли дар речи. Его секретарша, милая Дебби Босанек, постоянно вбегала и выбегала из его кабинета с сообщениями, связанными с телефонными разговорами. Время от времени звонил и еще один телефон, 1718 стоявший в отдалении от письменного стола. Эти звонки Баффет принимал сразу же, так как по этому номеру мог звонить только его трейдер на бирже. «Алло... м-м-м... хм-м-м... ага... сколько... м-м-м... хм-м... действуй!» — говорил обычно Баффет и вешал трубку. Затем он возвращался к другим звонкам, чтению или просмотру программ CNBC, а ровно в половине шестого вечера вставал и собирался домой.
Женщина, ждавшая его дома, не была его женой. Он ни от кого не скрывал своих отношений с Астрид Менкс, с которой жил с 1978 года в рамках крайне странного тройственного союза. Сьюзи Баффет не возражала против такого положения вещей и даже сама помогла правильным образом выстроить эти сложные отношения. Нужно отметить, что и Баффет, и Сьюзи много сделали для того, чтобы даже в этих условиях говорить о себе как о семье. Их семейные взаимоотношения строились по определенным четким правилам, как практически и все в жизни Баффета. Единственное объяснение, которым он был готов делиться с публикой, звучало примерно так: «Если бы вы хорошо знали всех нас, то прекрасно бы все поняли»6. Наверняка это было справедливым утверждением. Однако никак не помогало снизить градус любопытства, так как мало кто хорошо знал и Сьюзи, и Астрид, и самого Баффета (по крайней мере с этой стороны). Эти взаимоотношения (как и многие другие в его жизни) никак не пересекались между собой. Кроме того, как ни странно, Астрид и Сьюзи можно было бы даже назвать своего рода подругами.
Чаще всего Баффет ужинал (гамбургером или свиной котлетой) дома с Астрид. После пары часов общения с ней он переключал внимание на онлайновую игру в бридж, которой посвящал около двенадцати часов в неделю. Когда он полностью включался в игру, прилипая к экрану, Астрид обычно оставляла его одного и заходила только тогда, когда он время от времени просил ее принести бутылочку кока-колы. По завершении партии он обычно беседовал по телефону с Шерон Осберг, тренером и партнером по бриджу. Астрид в это время занималась мелкими делами по дому. В десять часов вечера, когда Баффет приступал к своим ночным разговорам с Аджитом Джейном, управлявшим его деятельностью по перестрахованию, Астрид обычно отправлялась в супермаркет и покупала только что привезенные завтрашние газеты. Баффет знакомился с их содержанием, а она отправлялась спать. Так протекала обычная простая жизнь мультимиллиардера.
Почти все состояние Баффета (точнее, около 99 процентов его 30-миллиардных активов) было вложено в акции Berkshire Hathaway. На конференции в Солнечной долине он говорил о том, насколько важнее для рынка «весы» по сравнению с «машиной для голосования». Однако следует понимать, что именно мнение «машины для голосования» о цене его акций и определяло высоту, с которой Баффет вел свои проповеди. Люди обращали на него внимание потому, что он был богат. Предсказывая, что рынок будет разочаровывать инвесторов на протяжении семнадцати лет17, он вставал на край 19