Эти два человека представляли собой идеальную аудиторию друг для друга с тех пор, как впервые встретились благодаря общим друзьям на ужине в 1959 году. Доведя своими разговорами хозяев дома до нервного истощения, они остались за столом лишь вдвоем, что не помешало им продолжить беседу друг с другом. С тех пор их общение не прерывалось на протяжении десятилетий. Со временем каждый из них научился распознавать, о чем думает его второй собеседник. Порой они просто прекращали разговаривать, и казалось, что общаются с помощью телепатии. Однако к этому времени их аудитория значительно расширилась — в нее вошли друзья, деловые партнеры, акционеры — словом, целый мир. Люди выходили из офиса Баффета или с лекций Ман-гера, буквально стуча себя по лбу со словами «боже мой!» — очень часто они получали в дар новое видение, казалось бы, неразрешимой проблемы, которое задним числом воспринималось как очевидное. Вне зависимости от того, много или мало говорили Баффенили Цангер, заинтересованность в их словах лишь возрастала. Они нашли эту роль, подобно многим другим вещам в жизни, легкой и комфортной. За долгие годы она превратилась для них в постоянную привычку.
Однако когда Баффета обвиняли в том, что он представляет собой ходячую привычку, он отвечал на это взглядом раненого зверя. «Я совсем не порождение привычки, — говорил он. — Хотите увидеть настоящее порождение привычки — посмотрите на Чарли».
Мангер просыпался ранним утром и сразу же водружал на переносицу старомодные очки с линзами толщиной в полсантиметра. Он забирался в машину (ровно в ту же минуту, что и день, и два назад), аккуратно ставил на сиденье рядом с собой отцовский портфель (которым теперь пользовался сам) и направлялся из Пасадены в центр Лос-Анджелеса. Для того чтобы перестроиться в левый ряд, он, слепой на один глаз, сначала считал едущие за ним машины через зеркало заднего вида, потом внимательно следил за тем, как они проезжают мимо, и пытался прикинуть, хватит ли ему времени для удачного перестроения4. (На протяжении многих лет он возил в багажнике канистру с бензином на случай, если бензобак вдруг опустеет. Со временем его убедили отказаться от этой привычки — но только от этой.)4 Приехав в центр города, он обычно встречался с кем-нибудь за завтраком в здании California Club, спроектированном в стиле ар-деко и отделанном песчаным кирпичом. California Club было одним из наиболее почтенных учреждений города; входя в его обеденный зал, Мангер автоматически садился за первый столик и погружался в чтение кипы свежих газет, прихваченных со стоДика, стоявшего рядом с лифтом на третьем этаже. Он изучал одну газету за другой, отбрасывая их от себя, так что через какое-то время вокруг него лежала целая груда бумаги, как будто большая семья распаковала ворох рождественских подарков.
«Доброе утро, мистер Мангер», — представители делового сообщества Лос-Анджелеса отвешивали поклон, проходя мимо его столика к менее почетным местам, мечтая о том, чтобы он их узнал и перекинулся парой слов. Мангер смотрел на них правым глазом. Левый был потерян вследствие неудачной операции по удалению катаракты5. Теперь, когда Мангер говорил, его левое веко было приопущено, а голова постоянно поворачивалась из стороны в сторону в попытках охватить взглядом окружающее. Его единственный глаз находился в постоянном движении — казалось, что Мангер пребывает в состоянии вечной бдительности и одновременно с этим постоянного презрения.
Покончив с черничным десертом, Мангер возвращался в скромный и шумный офис, который арендовал у юридической компании Munger, Tolies & Olson (он основал ее в 1962-м и уже через три года вышел из состава владельцев). За офисом, спрятавшимся на верхнем этаже Wells Fargo Center, присматривала его многолетняя секретарша, истинная тевтонка Доротея Оберт. Там, в окружении научных фолиантов и книг по истории, биографий Бенджамина Франклина, огромного портрета мастера афоризмов и лексикографа Сэмюэла Джонсона, планов своей последней сделки с недвижимостью и бюста Франклина неподалеку от окна, он чувствовал себя как дома. Мангер восхищался Франклином, который был способен поддерживать протестантские буржуазные ценности, ведя при этом чертовски приятную жизнь. Он часто цитировал Франклина, проводил многие дни в изучении его работ, а также трудов других, говоря его собственными словами, «выдающихся мертвецов» — Цицерона и Маймонида. Кроме этого, он руководил деятельностью Wesco Financial (подразделения Berkshire), Daily Journal Corporation (компанией, публиковавшей юридическую литературу и принадлежавшей Wesco), время от времени занимался сделками с недвижимостью. У людей, способных отвлечь его своей болтовней от дел (за исключением членов семьи, близких друзей или партнеров по бизнесу), не было шанса пообщаться с ним — любые их намерения натыкались лишь на иронические остроты и туманные ответы секретарши Доротеи.