Согласно вашему описанию, мы еще долго из этого не выпутаемся.
Я так думаю. То есть все говорят, что это будет недолго и просто, но, скорее всего, будет как раз наоборот. Понимаете, по своей сути уменьшение заемных средств занимает много времени, много сил. И последствия приходят абсолютно с разных сторон. Теперь я не инвестирую ни гроша, основываясь на макропрогнозах, так что не думаю, что людям стоит продавать акции из-за этого. Но я также не считаю, что стоит покупать акции из-за этого.
Пример с OFHEO предполагает, что вы не слишком позитивно смотрите на правоустанавливающие действия.
Сфера финансов стала очень сложной, в ней все взаимосвязано. Я спорил с Аланом Гринспеном немного по этому поводу на ужине у [председателя совета директоров Washington Post] Дона Грэма. Он говорил, что можно распределить риск по всему миру благодаря этим инструментам и теперь не все риски сконцентрированы в наших банках. На самом деле финансовая стабильность учреждений стала настолько взаимозависимой, что, вероятно, никто этого и не предвидел. И ситуацию очень сложно оценить. Если бы у Bear Stearns не было бы отчетности по деривативам, я предполагаю, что Федеральному резерву не пришлось бы сделать то, что он сделал.
Не находите ли вы невероятным, что банки продолжают делать инвестиции и все же не понимают, что они покупают?
«Время – это друг успешного бизнеса и враг слаборазвитого».
Я читал несколько каталогов по ценным бумагам, обеспеченным жилищной ипотекой – ипотечные кредиты, тысячи ипотечных кредитов, покрывающих их, и потом все это разделяется на тридцать частей. Таким образом, создается обеспеченное долговое обязательство, включая нижний транш из этого набора и еще пятьдесят таких же. Так что если вы хотите понять это обеспеченное долговое обязательство, то умножьте 50 на 300 страниц для чтения – а это 15 000. Если вы берете транши с низкими кредитными рейтингами долгового обязательства, и возьмете 50 таких, и создадите сбалансированное долговое обязательство, то теперь перед вами уже около 750 000 страниц, которые следует прочитать, чтобы понять всего одну ценную бумагу. То есть это просто невозможно сделать. Когда люди начинают покупать транши других инструментов, они вообще не понимают, что делают. Это просто смешно. И, конечно, если вы возьмете транши с низкими кредитными рейтингами ценных бумаг, обеспеченных ипотекой, и купите 100 таких, то будете думать, что диверсифицировали риск. Боже, да это же объекты одной и той же системы. То есть они, может быть, немножко различаются в Калифорнии и Небраске, но суть в том, что это некоррелируемый риск, и, таким образом, вы можете взять долговое обязательство и назвать верхние 50 % супервысокоприоритетными, хотя на самом деле это неправда. Это просто горстка низкоприоритетных бумаг, сложенная вместе. А низкоприоритетные бумаги взаимосвязаны.
Если крупные финансовые учреждения, кажется, не знают, что у них в портфеле, как инвесторы могут чувствовать себя в безопасности?
Они не могут, не могут. Они должны, по сути, попытаться разобраться в ДНК людей, управляющих компаниями. Но, как я говорю, в любой крупной финансовой организации исполнительный директор должен быть одновременно и главным директором по управлению рисками. Я директор по управлению рисками в Berkshire. Думаю, что знаю, насколько ограниченны мои способности с точки зрения того, насколько могу разобраться в процессе. Самое ужасное – использовать лишь модели и расчетные документы. Например, в Salomon использовались одни модели, и, как вы знаете, компания развалилась.
Что сейчас можно сказать инвесторам?
Самое главное – инвесторы не должны думать, что информация, которую они прочитали сегодня, важна в плане инвестиционной стратегии. Их инвестиционная стратегия должна учитывать:
а) если бы вы знали, что произойдет в экономике, не значит, что вы бы знали, что произойдет на бирже;
б) они не могут выбирать акции, которые покажут результаты выше среднего.