Упадок и гибель Западной Римской Империи и возникновение германских королевств

Невзирая на сложную политическую ситуацию в Британии в первой половине V в., там на церковных собраниях велись такие же споры об учении Пелагия, как в Галлии или в Италии. Этот умерший в 418 г. ирландский монах распространил идею, согласно которой человек не несет на себе бремя первородного греха. Человек обладает в силу акта божественного творения свободой творить добро или зло и несет за это полную ответственность. Нечто подобное утверждал уже за два века до этого христианский философ Бардесан из Эдессы.[22] Учение Пелагия резко противоречило учению о первородном грехе, милосердии и спасении, проповедуемое северо-африканским отцом церкви Августином, епископом Гиппонским, который боролся с пелагианством. Третий вселенский собор в Эфесе осудил в 431 г. учение Пелагия; однако эта полемика велась еще в течение целого столетия, особенно в Галлии.[23]

В Британии борьба между августинизмом и пелагианством приняла острые формы, и британские епископы, которые были привержены августинизму, пригласили двух галльских епископов, Германа из Оксерра и Лупа из Труа, в качестве соратников в борьбе с пелагианством. В 429 г. Герман и Луп отправились в Британию. На соборе британских епископов они вместе со своими британскими единомышленниками сражались против пелагианства.[24] Житие Германа, написанное Констанцием Лионским во второй половине V в., упоминает в своем описании пребывания Германа в Британии о должностных лицах города, еще носивших римские титулы. Герман и Луп отправились в Веруламий, расположенный в 30 км к северо-западу от Лондона. Когда на них неожиданно напали объединившиеся саксы и пикты, Герман принял командование над римско-британскими войсками (житие Германа упоминает о двух военных подразделениях легковооруженных солдат), и нападающие были обращены в бегство. В то время было не редкостью, что епископ берет на себя функции, полководца.[25]

В первой половине 40-х годов Герман вновь посетил британских епископов, на этот раз в сопровождении епископа Севера Трирского. И в этот приезд Германа речь шла о борьбе с пелагианством. Источник опять называет должностных лиц с римскими именами.[26]

К середине V в. главными врагами Римской Британии стали саксы. Когда в 20-х годах наиболее опасными врагами еще были пикты, племенной князь бриттов Фортигерн призвал для борьбы с ними вспомогательные войска саксов и предоставил им в Кенте места для поселений. Однако в 442 г. эти «вспомогательные войска» объявили себя независимыми и расширили в борьбе с бриттами занимаемую ими область. Галльская хроника пишет об [100] этом следующее: «Бритты, преследуемые всевозможными бедами и несчастьями, подпали под власть саксов».[27] Вполне вероятно, конечно, что это преувеличено, ибо именно в это время Герман вторично посетил южную часть острова и находился в городах, не занятых саксами; однако нападения саксов становились все ожесточеннее.

Это были те самые саксы, которых 1 января 456 г. Аполлинарий Сидоний в своем панегирике императору Авиту описал следующим образом: «Tractus Aremoricus (т. е. римские береговые укрепления в Нормандии. — Р. Г.) также ждет саксонских пиратов, которые удали ради бороздят британские воды на своих кожаных лодках, прокладывая путь через синее море в залатанных своих суденышках».[28]

Однако, если в этом стихе он еще иронизирует над саксами, то в письме, написанном в 469 или 470 гг., он уже с тревогой говорит о серьезной опасности, которая исходит от саксов: «Этот враг своей жестокостью превосходит всех других. Он нападает мгновенно и неожиданно; если его замечают до того как он нападет, он уклоняется от сражения. Он презирает тех, кто выступает против него открыто, и уничтожает тех, кто его не ждет. Когда он кого-либо преследует, он перерезает ему дорогу; если же он вынужден бежать, он ускользает от преследователей. Кораблекрушение его не пугает, оно для него не более чем упражнение в ловкости. Опасности, ожидающие его в море, для него не только привычны, но и приятны. Если поднимается буря, то она порождает в душе тех, кто ждет нападения, ощущение укрытости, — но буря скрывает и тех, кто нападает: они охотно мирятся с опасностью, которая подстерегает их в волнах прибоя или на острых скалах, надеясь на успех неожиданного нападения».[29] В следующем абзаце письма Аполлинарий, продолжая, пишет, что после нападения на побережье Галлии они подняли паруса и направились от континента на родину. Под родиной здесь можно разуметь только Британию, находящуюся за пределами континента.