Последующие политические события до смерти Хлотаря в 561 г. можно изложить кратко. Теудеберт неоднократно вмешивался в борьбу, которая шла в Италии, но исходил более из возможности усиления франков, чем из желания поддержать остготов. Франки Теудеберта заняли Венецию. При поддержке и с одобрения франков алеманны опустошали земли Италии. Хотя внешняя политика Теудеберта становилась все более антивизантийской — о чеканке им монеты уже шла речь выше — и он заключал договоры с гепидами и лангобардами против византийцев, однако он не был заинтересован в том, чтобы в Италии вновь возникло могущественное государство остготов. Франкское войско, направившееся в 539 г. в Италию, обратилось как против остготов, так и против византийских войск. Теудеберт распространил свою власть на восточную альпийскую область. В 548 г. он умер и оставил свое государство своему сыну Теудебальду (548—555).
В то время как Теудеберт и Теудебальд принимали активное участие в борьбе за Италию, политика Хильдеберта оставалась провизантийской. В 548 г. в Италии в сражении с византийскими войсками пал франкский герцог Лантакарий; Хильдеберт в 549—550 гг. отказался заключить договор с Тотилой. В 553 г. алеманнские герцоги Леутарий и Бутилин с сильными франкско-алеманнскими контингентами двинулись в Италию. Здесь не место [161] останавливаться на подробностях этого похода. Оба войска прошли по Италии. После битв, имевших переменный успех, Леутарий умер во время эпидемии, которая унесла и значительную часть войска, а Бутилин был убит в сражении с византийским полководцем Нарсесом; то и другое произошло в 554 г.
В 555 г. Теудебальд умер бездетным, и его государство перешло к Хлотарю. В 556 г. Хлотарь подавил восстание тюрингов и саксов, пытавшихся освободиться от обязательства платить дань. Следующая война между братьями — Хильдебертом, к которому присоединился Храмм, сын Хлотаря, и Хлотарем — окончилась со смертью Хильдеберта в 558 г. Поскольку у Хильдеберта не было сыновей, его владения также перешли к Хлотарю. На три года, до смерти Хлотаря, единство государства Меровингов было восстановлено.
Общее число вторгшихся в середине V
в. в римскую Галлию германцев оценивают в 450-500 тыс. человек:[160] 50 тыс. бургундов, от 100 до 150 тыс. вестготов, 100 тыс. алеманнов и 200 тыс. франков. В их числе могло быть примерно 50-100 тыс. способных нести военную службу мужчин. Им противостояло галло-римское население численностью примерно от шести до десяти миллионов человек. По-видимому, столь непреодолимыми германцев, а среди них в первую очередь франков, сделали прежде всего остатки родовых отношений и возникшие из синтеза феодальных элементов как приходящего в упадок рабовладельческого общества, так и разлагающегося родоплеменного строя новые общественные отношения, особенно отношения собственности. В возникшем Франкском государстве сложились особенно благоприятные предпосылки для того, чтобы победители и побежденные постепенно образовали единый сплав. Начиная с VI в., франки и галло-римляне сражались вместе, и галло-римляне также принимали участие в судебных собраниях. Браки между ними разрешались, не было между ними и политической или религиозной непримиримости. Но главное заключалось в том, что новые отношения собственности, присущие возникающему феодальному строю, превосходили отношения, существовавшие в разлагающемся рабовладельческом обществе.В буржуазной историографии часто умаляется значение новых отношений, и на первый план выдвигаются элементы преемственности. Эта точка зрения особенно отчетливо проявляется у М. Зильбера в его работе «The Gallic royalty of the Merovingians, in its relationship to the Orbis terrarum Romanum during the 5tk
and 6th centuries A. D.»[161] Автор пришел к недостаточно убедительному выводу, что римский запад, правда, за исключением Британии, «продолжал быть в V и VI вв. частью Римской Империи, хотя администрация и была, по крайней мере на Западе, менее централизованной, чем в предшествующие века».[162] Автор, высказывая подобную точку зрения, очень переоценивает римское влияние или влияние римской традиции на германские государства и не принимает во внимание ростки нового общественного [162] развития, которые оказывали несомненное — пусть даже сильно дифференцированное — влияние.