Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени

– А я вот, Степочка, был влиятельнейшим человеком. У меня было все! Дом, какой у меня был дом… Да тебе, Степан, такой даже и не снился. Нашим советским людям такие дома даже в кино не показывали… Но пришлось все бросить. Спасибо Федору, помог, выручил в трудную минуту по старой дружбе. Если б не он… Ехал бы я сейчас совсем другим поездом… И по другому маршруту.

– Я, конечно же, мог бы и не ехать… по крайней мере мог бы попасть куда-нибудь туда, где потеплее. – продолжал рассуждать Изя – Но, там таких, как я, каждый второй, если не каждый первый. А там, куда мы сейчас едем, таких, как я, нету, и искать там меня точно никто не будет.

Изя, говоря об этом, ел чайной ложечкой абрикосовое варенье из небольшой банки. Затем он повернулся, и заметил меня:

– А, как вас там, Александр! Я зверски извиняюсь, но хотел спросить. Вот вы зачем туда едете?

– Да знаете, никакой романтики, одна бытовуха. Бандитов подставил, пару человек пришлось убить…

Изя вздрогнул, чайная ложечка упала на пол. Степа скромно кашлянул и отвернулся к окну.

«Не люблю болтунов» – подумал я.

– Да шучу, конечно. Шучу. Просто приелось мне вот так скучно жить, дом-работа, работа-дом. Хочу подвига. Я бы на БАМ поехал, но сейчас, там, к сожалению, уже ничего не строят.

Потом поезд остановился на очередной станции и в коридоре послышался нарастающий шум, плавно переходящий в скандал.

Я выглянул из купе и увидел, как к нам, пытаясь обогнуть мощную проводницу, желает присоединиться тощий, бледный, с копной вьющихся волос на голове, молодой человек в очках, в халате и в тапочках.

Проводница не сдавалась… Она медленно, но уверенно теснила молодого человека к выходу, угрожая ему все ребра пересчитать, а потом сдать в милицию.

Молодой человек что-то очень эмоционально пытался объяснить. Он кричал про билет, про рабочую поездку, про Норильский комбинат. И до меня наконец дошло…

– Изя, кажется, там нашего поэта обижают – сказал я через плечо.

Изя встал, достаточно бесцеремонно отодвинул меня в сторону и пошел в коридор. Я пошел за ним.

– Вы поэт? – спросил Изя, подойдя по ближе.

– Поэт – ответил тот.

– Документики попрошу – сказал Изя настойчиво, с недоверием глядя на странного поэта.

Проводница ослабила хватку, но была готова в любой момент продолжить с новой силой.

– Минуточку – сказал я проводнице и отвел Изю на пару шагов в сторону.

Поэт растерянно смотрел на нас. Я мог бы побиться об заклад, что документов у него не было.

– Какая разница, наш это поэт или не наш?! – прошипел я ему в ухо.

– Что вы мне этим хотите сказать, Александр-р? – с легкой интонацией угрозы ответил он. Даже свойственная ему легкая картавость пропала.

На это я ему ответил, что, если сюда явится наряд милиции, мы сами, учитывая шаткость нашего положения, можем легко разменять свой купейный вагон на «столыпинский».

– Это наш поэт! – крикнул Изя проводнице.

И уже через минуту проблема была решена. Проводница получила билет, который находился у Изи вместе со всеми документами, а мы получили поэта, который тут же уселся на нижнюю полку, скрестив на груди руки и ни на кого не обращая внимания. Сумок у него никаких не было, только из кармана халата торчал большой блокнот.

Изя недоверчиво посмотрел на него:

– И этот человек собрался ехать… Куда?! В самый суровый город Советского Союза!? – и он схватился за голову.

– Я с дурки сбежал, чего гоните? – огрызнулся поэт. Его хищный тонкий нос с широкими крыльями выразительно зашевелился.

– А я прошу прощения за нескромный вопрос. – продолжал Изя – Вы, таки, русский или еврей?

– Не вижу смысла в данном вопросе. – холодно ответил поэт.

– Да он этот, как его… контрабандист! Федор как-то говорил. – вмешался Степан.

– Да не контрабандист, а КОСМОПОЛИТ, Степа, КОСМОПОЛИТ! – нервно отреагировал Изя.

– Космополит!? – удивленно переспросил поэт – Ну вы загнули! Я бы по-другому сказал.

– И как же, интересно?

– Я бы сказал так: человеку свойственно быть дерьмом, и не имеет значения, как он себя называет.

Изя поморщился:

– Диоген выискался…

Вдруг в купе заглянула проводница. Как оказалось, билет был куплен от Новосибирска, а сел пассажир на станции Барабинск, таким образом от Барабинска до Новосибирска ехал он незаконно.

Я пошел с проводницей устранять недоразумение. После длительных препирательств пришлось идти к начальнику поезда, где я доплатил за билет.

Когда я вернулся, обстановка у на в купе была уже достаточно раскрепощенная. Поэт читал свои стихи:

Забыв унылые года
С сумою за спиной, которая полна
пустых кошмаров и забот,
ленивый грязный идиот,

в порыве смеха окаянном
И в тихом упоеньи странном,
За счастьем он летел, как пуля,
Не зная, ДЛЯ КАКОГО ХУЯ!!?

Последняя фраза была произнесена с таким громким воодушевлением, что Степа, уже было подремывавший, вскочил, и собрался уже было выбежать из купе, а Изя снова уронил на пол ложечку.

Звали этого поэта Игорь Чекомазов.