Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени

На производство его, конечно, не взяли – медики забраковали. Здоровье его было изрядно подпорчено, как он мне однажды признался, галоперидолом. Потом были долгие попытки трудоустройства – как он и хотел, впечатлений новых на этой почве у него была уйма. Почтальон, кочегар, слесарь-ремонтник – все эти профессии ему, как человеку творческому, не подходили, так как требовали элементарной собранности, которой ему часто не доставало. В одно время он даже пытался кое-чем приторговывать, но ничего не вышло – чтобы достать здесь что-нибудь необычное, требовались поистине неограниченные возможности – иностранцев в городе отродясь не было, а доехать на попутке здесь можно было разве что до Дудинки, где в целом все было то же самое да плюс ко всему еще суровые, далекие от благ цивилизации мурманские и архангельские моряки.

В конце концов устроился он художником-оформителем в кинотеатре, где рисовал весьма оригинальные афиши, за что чрезвычайно ценился руководством. А в свободное от работы время он торговал книгами. Он ходил по домам, представляясь коллекционером, и покупал, продавал и выменивал книги. Бывало, попадал к семьям, съезжающим на «материк», тогда ему отдавали их десятками и сотнями, просто на вес, по цене чуть большей, чем заготовочная стоимость макулатуры. Так что в квартире нашей было много книг… Один раз я даже насчитал их около полутора тысяч. Было что почитать на досуге… Но детективы, приключения, фантастика – это все расходилось довольно быстро – не всегда была возможность прочесть. Но вот «Феноменология духа» на восьмистах страницах довольно долго соблазняла меня своим упитанным корешком, пока ее, наконец, не купил какой-то профессор с завод-ВТУЗа.

Когда я услышал то, что говорил по радио голос с едва уловимым акцентом, я все понял. Понял, хотя и не поверил… Не хотел поверить. Прозвучало это дикое, совершенно чуждое слово «путч», которое ассоциировалось скорее с какой-нибудь однодневной марионеточной латиноамериканской республикой или африканской страной с труднопроизносимым названием, где еще лет пятьдесят назад процветал каннибализм…

Игорь посмотрел на меня… У него на скулах играли желваки. Казалось, он вот-вот швырнет этот приемник в стену.

– Я должен там быть – едва сдерживая эмоции, сказал он.

– Где там? – спросил я.

– Там, в Москве – ответил Игорь

– В какой Москве?! Там же танки! Тебе попросту… могут не пустить.

Я потерял всякие ориентиры и больше всего на свете мне хотелось его отговорить.

– Плевать! – холодно ответил Игорь. Он выключил приемник, достал откуда-то большую спортивную сумку и стал складывать туда вещи.

– Слушай, все будет хорошо. Мы взорвем взлетку, запрудим Енисей – они сюда не попадут. Я клянусь… – я продолжал нести какую-то ахинею и чушь, пока не понял, что он на самом деле прав, а все остальное – это просто малодушие.

Игорь уже собрал сумку. Он встал, собираясь двинуться к выходу. И тут меня осенило.

– Погоди – сказал я – помнишь, тогда, в Красноярске? Ты сам говорил – власть не имеет никакого значения, любая власть. Дело не в ней! Разве не так?!

– Все так… – Игорь остановился и посмотрел на меня. Он придвинул к своему глазу большой и указательный палец и посмотрел на меня сквозь пространство между ними, не фокусируя взгляд, так, словно между пальцами у него находился бриллиант. – Но когда мне дают сантиметр свободы, а потом забирают – я готов драться за этот сантиметр насмерть!

Он сложил пальцы в кулак и, слегка тряхнув им, многозначительно посмотрел на меня. Что-то в нем было сейчас от кубинских революционеров.

– Мне нужны деньги на билет. Я сейчас на мели – неожиданно произнес он – Все это остается тебе.

С этими словами он указал на дюжину аккуратно сложенных стопок книг, стоящих в углу комнаты.

Я пошел в свою комнату и достал из-под матраца несколько сотенных «павловских» купюр.

Жалко, что Игорь улетает… Жалко, что в нашей жизни все не так, как хочется… Жалко, что я такой трус.

А потом – непродолжительное прощание, тихие шаги и негромкий щелчок закрывающегося замка. И тут я почувствовал, что меня поглощает пустота…

Глава 30. Горыныч. "Finita la commedia".

Жизнь тасует нас, как карты…

М.Горький.

Горыныч шел на рассвете по пустому городу. В руке он сжимал разводной гаечный ключ. Ключ этот он нашел, когда проходил мимо стройки. Шел он со своими невольными союзниками, союзниками поневоле… Кто-то из них держал в руке лом, кто-то размахивал цепью, кто-то нес палку. Впереди всех шел Ганс с гладким арматурным стержнем на плечах, через который, как через коромысло, он перекинул обе руки.

Решимость Ганса и всех его товарищей поражала Горыныча. Да, он сам до сегодняшнего утра думал лишь о том, где раздобыть пистолет. Но дальше всего этого мыслей у него не было, и планов не было. Если бы он этот пистолет вдруг раздобыл, вряд ли бы он так же решительно начал действовать…