Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени

Разбираться – это всегда пожалуйста…

Шон закрыл багажник и нащупал в кармане зажигалку.

Глава 43. Нагорный. Крушение надежд.

Нам на самом деле нечего терять, кроме своих оков, поскольку все, что мы имеем, является оковами

И.Чекомазов.

Мне снился прекрасный сон. Редко снятся такие чистые, чудесные сны. Я шел босиком по полю. Вокруг меня никого не было. Я чувствовал, как ноги мои утопают в мягкой, шелковистой траве. Отовсюду на меня лилась прекрасная музыка. Она было прекрасней всего на свете. Мне казалось, что эту музыку я уже когда-то слышал. И я пел. Из меня вырывались слова, которые казались мне знакомыми с самого детства. Я пел и шел по траве. Это было так прекрасно. И это было так просто, и ничего не надо было делать больше.

А потом земля вздрогнула, небо потемнело и раздался короткий резкий неприятный звук – какой-то тревожный трубный глас. Он ворвался в мой сон и опять затих. Я огляделся по сторонам, а потом на меня опять полилась чудесная музыка, и я снова пел и шел по траве.

А потом глас повторился, налетел ветер, я еле устоял на ногах. Земля стала уходить у меня из-под ног. Меня обуял панический страх. Но потом снова все затихла стихла и опять на меня полилась музыка. Она стала тише, но я снова запел.

В третий раз глас был уже таким громким, будто прямо надо мной кто-то трубил в гигантский рог. Я упал в разверзшуюся подо мной трещину и проснулся.

Изо всех сил надрывался дверной звонок. Я нащупал выключатель и включил свет. За окнами была глухая ночь. Звонок орал, не переставая. Я встал и накинул на себя халат. Сердце бешено колотилось.

Я пошел к двери, мельком глянув на часы. Была два часа ночи. В любом случае звонок в дверь в такое время не сулил ничего приятного.

Постель Майка была аккуратно заправлена. Я вспомнил, что накануне вечером он отбыл в Джизак договариваться о поставках первых партий товара. Я взял в руку молоток и спрятал его в широком рукаве халата. Не спрашивая, кто – в таких случаях это почти никогда не дает никакой пользы – я повернул замок и резким движением распахнул дверь.

На пороге стоял человек в форме.

– Вы Нагорный? – спросил он.

– Я – Нагорный. – ответил я.

– Александр Сергеевич? – спросил он.

– Александр Сергеевич. – подтвердил я.

– Я – майор Колосков. – сказал он – Одевайтесь. Поедете со мной.

– С вещами? – спросил я.

Форма не была похожа на милицейскую. Милиция сейчас носит «мокрый асфальт».

– Шутить изволите… – горько усмехнулся Колосков.

И на военную, камуфляжную, не похожа. Это другая – какая-то темно-бирюзовая.

– Я – майор пожарной охраны. – продолжал Колосков.

– Я ничего не поджигал – быстро ответил я.

– Вы не поджигали – подтвердил Колосков – Другие подожгли. Собирайтесь. Сгорел ваш павильон…

Вообще, это, наверное, прекрасно – теплая летняя ночь. Но не тогда, когда едешь на офицерском пикапе осматривать пепелище. Наскоро одетый, не выспавшийся, я сидел на пассажирском сиденье. Рядом крутил баранку Колосков. На его лице не было никаких эмоций. Для него это была просто работа.

Никаких особых эмоций не чувствовал и я. Возможно, это была еще та стадия, когда не веришь в дурные вести, или их не понимаешь, или думаешь, что все еще обойдется. Я еще не осознавал, что сейчас мы с Колосковым едем осматривать наши с Майком рухнувшие надежды.

Когда мы вышли у ворот, нас там уже ждал директор рынка. Он, недовольный, с посеревшим лицом, стоял под фонарем, засунув руки в карманы. Увидев нас с Колосковым, он сразу вскинулся:

– Что, Нагорный, допрыгался?! А если б полрынка сгорело с твоим сараем?! Ты почему проблемы свои не решаешь, а?!

– Пойдемте с нами – сказал ему Колосков – подпишете акт о пожаре.

Когда мы подходили к месту, я осознал все масштабы бедствия. Уже от самых ворот чувствовалась гарь. Рядом с павильоном бойцы трех расчетов в полной экипировке скатывали шланги, заправляли их обратно в машины и собирались уезжать. Я посмотрел на павильон. Вернее, не то, что от него осталось.

Огромный, накренившийся на бок сугроб пены оседал, обнажая покореженные, обуглившиеся стены, выбитые окна, сорванную с петель дверь, открывавшую черный разверстый зев, из которого валил пар, казавшийся в желтоватом свете фонарей ядовито-зеленым. Мимо моих ног в решетку ливневой канализацию стекал грязно-серый поток воды.

Вот теперь внутри у меня все упало. Я кинулся к этому черному зеву, но майор Колосков меня остановил.

– Сейчас не стоит – сказал он, схватив меня за руку – Опасные продукты горения могут еще оставаться в воздухе.

Я сел на бордюр перед павильоном, почти не слушая то, что говорит майор. До моего сознания доносились лишь обрывки фраз: «очаг возгорания… снаружи… почти у входной двери… тушение водой не дало эффекта… горючее вещество… возможен поджог».

Потом я подписал какие-то бумаги, и директор рынка подписал какие-то бумаги. Потом директор рынка ушел, бормоча под нос обвинения в мой адрес.

Колосков сунул мне в руки листки бумаги:

– Возьмите.

– Что это? – спросил я.