– Не жалуюсь. Но физическая подготовка, конечно уже не та.
– Ну так тебе жечь из мухобойки здоровья много и не надо… Там всего то дела – вовремя не обосраться. Поэтому там все ветераны… От тридцати и выше. Мне юноши ни к чему. Представляешь, как они будут справляться с нашей задачей? Да при первой же опасности в штаны наложат, будут бежать по полю с полными штанами и орать «Мама!». Мне такие не нужны… Мне нужны такие, как ты. Матерые, повидавшие жизнь. Пусть с травмами, зато знающие, что такое поставленная задача. Пусть стометровку не пробежишь на отлично, зато сделаешь то, что надо без колебаний и гуманистических соплей.»
Я потряс головой и сел, спустив ноги с кровати. Не имею ничего против самой постановки вопроса. Но почему именно я? Такой ли уж я матерый? И сделаю ли я все без колебаний и гуманистических соплей? Неужели совесть мою пора выбросить на помойку?
Проект, в котором мне предлагал поучаствовать прапорщик, носил название «Немезида».
Если быть совершенно точным – спецподразделение «Немезида». При соответствующих данной компетенции органах.
А Немезида – это богиня возмездия.
«– Нельзя все время быть белыми и пушистыми, честными, добродушными. – говорил мне вчера прапорщик – Нельзя быть ко всему терпимыми, нельзя всех подряд уважать. Ты скажешь, мне, что это плохо? Скажешь, а как же закон, где же суд и следствие? А я тебе отвечу – так было всегда! И так должно быть. Это война совсем другого уровня. Иначе такие, как Митин и Короленок, до сих пор бегали бы с обрезами.»
Основной задачей спецподразделения «Немезида» являлась ликвидация бандитизма. Полная и безоговорочная. В самом буквальном смысле этого слова. Это означало стрельбу на поражение… И никаких арестов.
«– Заставить я тебя не могу. Но, ты пойми, я на тебя рассчитываю. – сказал он напоследок – Я же вижу, знаю, чувствую, как ты их ненавидишь! Этих ублюдков… Они же нелюди! Они тебя тогда еще чуть не порешили… А, сколько было убито? Они ж, как фашисты, им ребенка убить – что в занавеску высморкаться… Думай, Саша, думай… Хорошо думай. А я со своей стороны могу тебе пообещать: как только мы избавимся от этой заразы, ты уходишь на заслуженный отдых… Будем считать, что все это время, начиная с твоей срочной службы, ты проработал в органах госбезопасности… Будешь офицерскую пенсию получать, ну и все льготы соответствующие… Все будет засекречено, ни одна шваль никогда ничего не узнает. Так что, решайся…»
На размышления он оставил мне три дня. Или… или… Нет, конечно, если я откажусь, ничего особенного не произойдет. Так, разве что негласный надзор… Какое-то время. Просто неприятно. Он, выходит, мне доверился, а я…
А что я?
Прапорщик-то на сто процентов был уверен, что я соглашусь. А что остается делать? Идти и уничтожать, ради себя, ради своей страны, ради Майка… Но не стану я тогда таким же, как они? Даже хуже… Возомнившим о себе карателем…
Или оставить все как есть?
Пускай себе борцы с преступностью этим занимаются. Ищут зацепки, свидетелей, выписывают ордера на арест… А в ответ что? Снайперские пули, автоматные очереди в живот и взрывчатка в багажнике…
Бр-р-р-р… Это уже почти Сицилия. Невесело. Совершенно не весело.
Как-то раньше я об этом не задумывался.
Отогнав навязчивые мысли, я, наконец, скинул одеяло, и пошел босиком по прохладному, еще не успевшему накалиться от летнего зноя полу. Надо мыться, бриться, как-то жить дальше. И не думать, не думать ни о чем… Три дня у меня еще есть? Ну что ж, на третий день и решу…
Проходя мимо кухни, я увидел, как Майк хозяйничал на кухне. Он тонким слоем раскатывал тесто. Кажется, решил взяться за чебуреки. Я хотел незаметно проскочить в ванную, но не тут-то было…
– Доброе утро, отец. Как спал? – донеслось с кухни.
Я, как был, в трусах и майке уселся на табуретке.
– Доброе утро… Да, знаешь, с переменным успехом…
Только вот живот торчит совершенно не спортивно. Совершенно не подобающе для бойца спецподразделения. Видел бы меня прапорщик в таком виде, в жизни бы ему в голову мысль не пришла мне такое предлагать…
– А ты? Как дела с павильоном? – спросил я в ответ.
– Отлично! Все просто замечательно! Я уже почти расставил всю мебель, прибил полки. Товара, жалко, очень мало. Поэтому мне надо будет на пару дней уехать в Джизак. Вернусь, привезу еще – и можно будет начинать.
– Да… Можно будет начинать… Послушай, забыл тебя спросить – а ты вчера с кем это разговаривал?
– Я? Вчера?
– Ну такой человек неприятный. Инвалид какой-то или что? На машине черной приезжал…
– Аааа… Не обращай внимания, папа. У нас в Джизаке тоже были такие люди. Ходили по рынку, требовали деньги. Но это было давно. И этот такой же… Я его просто послал…
Мои опасения подтвердились, и я встревоженно посмотрел на Майка:
– Ты, Майк, будь с ним осторожен – он очень опасен!
Майк, хитро улыбнувшись, посмотрел на меня: