upload

- А ты… Низко с твоей стороны, Нора! – язвительно отозвалась Темная Валькирия, плюнув в лицо хладнокровно вытершей лицо салфеткой Бутти.

- Я предупреждала, что очень мстительна, - почти лениво ответила молодая немка.

- Ватли? Те чары, что я в него запустила?

- Нет. Те, кого ты предала…

- Довольно, - Анна со спокойным гневом в глазах прервала происходящее. – Увести ее и созвать сестер срочными извещениями. Чем быстрее мы с ней покончим, тем лучше. Как представительница мира-за-гранью на земле, принимаю и скрепляю договор валькирии Гертруды и Хранительницы Элеоноры… - Мерседес уводили, пока звучали эти слова. С заключением договора война была окончена…

***

- Северус! – когда Гарри и его спутник вошли в дом, уже весьма кругленькая юная мисс Реддл радостно заулыбалась. Вторая половина ее беременности протекала тяжеловато, и девушку старались побольше радовать и поменьше огорчать. А Гарри и Томас за время, пока Северус «прохлаждался» в Азкабане, порядком устали от ее капризов в стиле «я хочу вишню, и плевать, что два часа ночи, идите и принесите»… По рассказам Томаса, беременная Розалина с тех пор, как Кэт толкнулась в первый раз, вела себя немногим лучше, устраивая мужу истерики «ты меня не любишь», «я хочу мороженого», «почему в этой книге все умерли?!» и прочее, прочее, прочее…

- Беременные валькирии так всегда себя ведут, свойство дара, - пояснила как-то заглянувшая к ним Федерика, оправлявшаяся от потрясения, вызванного разоблачением ее лучшей подруги. – Я, когда Кас ждала, чуть Марко не свела с ума. Потерпите немного…

Но сейчас кругленькая мисс Реддл молча с улыбкой прижала руку мужчины к животику, слушая его и Гарри рассказ о суде.

- Он толкается уже совсем сильно, - жизнерадостно сообщила девушка. – А у Анж еще больше, папа шутит, что у нее там растет будущий спортсмен. Ой, ты же не знаешь, наверно… Анж пока у нас живет, мы решили, что вдвоем и под присмотром нам сейчас проще будет. Мы с ней уже совсем помирились! А на мой день рождения Нора нас по магазинам вытащила, заставила меня с моей мордой пойти, она же у нас суровая, сам знаешь, вот, заявила, что хочет обновить вещи, у нее же и фигура немного изменилась, - слушая поток ее речи, Снейп лишь улыбался, вдыхая запах шалфея от ее волос. Она рядом… -Она еще сказала, у нее рядом с двумя бубликами, мной и Анжи, самооценка повышается. Она же худее теперь… Ну, мы пошли и я там такую милую футболку тебе купила, я знала, что ты вернешься скоро… - тараторила девушка, обнимая мужчину. Азкабан остался позади. Война осталась позади… Впереди ждала мирная жизнь…

***

Грязный, набитый соломой или чем-то похожим матрас, окошко высоко под потолком, в которое он видел клочок серого неба, металлическая чашка с водой в изголовье «кровати». Даже старое серого цвета одеяло – в камере было жутко холодно. Уже ноябрь, суд прошел еще в июле, а Кэтрин почему-то все не выполняла свое обещание. Серебристое сияние вокруг запястий не давало забыть, что на руках у него магические кандалы, и он не может развести руки в стороны больше, чем на полметра, не может толком их сильно выгнуть или как-то «извивать», не может применять магию. Даже если ему в руки попадет каким-то чудом палочка, это будет в его руках просто деревяшка. Так что из Ирманаза ему не сбежать. Да и мракоборцы, охраняющие тюрьму, как и церберы, как и дракон там, внизу, у единственного хода…

Из Азкабана и Нурменгарда сбежать нельзя. Из Ирманаза нельзя и мечтать сбежать. Отсюда выходят или после окончания срока, или мертвыми, это он уже давно понял и усвоил, еще до суда. А до его единственной в неделю прогулки – и то этот чудо-бонус ему дали по ходатайству одной валькирии – еще целых четыре дня. Мужчина с тоской посмотрел на светящийся шарик под потолком. До него не достать, зато в его свете хоть видно камеру. И газеты, которые ему тоже в виде бонуса раз в неделю приносят. Правда этими чертовыми газетами с собой ничего не сделаешь, даже если захочешь. Если только подумаешь – они просто возьмут и сгорят. Он это уже проверил…

Тощая подушка (ирманазцы просто-таки гуру комфорта заключенных, невольно хмыкнул бывший Пожиратель), из наволочки которой он вытащил единственное более-менее ценное в этой одиночной камере. Черно-белая колдография, на которой изображена была улыбавшаяся девчушка-гот в мантии студента Денбриджа. Он знал, что это ее первый снимок из университета. Он стащил его из ее же альбома незадолго до решающей битвы… В преддверии того, что сядет в Азкабан, а то и в Ирманаз… Снимок ему дали оставить, и за это он был бескрайне благодарен…

Он вспоминал ее звонкий смех, прикосновения ее теплых хрупких рук, серые глаза. Ее улыбку, вернувшую ему желание жить, пусть и так ненадолго. Ее учащенное дыхание в его сильных руках, ее нежную кожу и еще совсем юное и нежное тело. Вкус ее губ, горько-сладкий… Она – единственный в мире человек, который стал ему дорог после всей этой истории с Роуз и ее выбором. Единственная, для кого он был не чудовищем, а человеком.

Единственная, к кому он хотел бы сейчас вернуться…