туда, и сделал это, несмотря на твои чувства. Я…, - он делает паузу и морщит лицо в
гримасе. - Мне сказали, что я действовал без любви, как в привычных мне отношениях в
прошлом: когда мои сабы присутствовали в моей жизни исключительно для того, чтобы
доставлять мне сексуальное удовольствие. Но наши отношения, особенно твои чувства ко
мне – нечто совсем другое. Я знаю, что ты доверилась мне по любви, а не ради своего
удовольствия. Я леденею от мысли, что принял этот драгоценный дар и воспользовался им
так эгоистично.
- Ты не был абсолютным эгоистом, - мягко произношу я. – Много, вернее сказать,
большая часть из того, что ты делал со мной – мне нравилась. Я прекрасно проводила
время. Ты доставил мне такое удовольствие, о существовании которого я и не знала. Но
было и нечто очень неправильное.
Он кивает:
- Думаю, я знаю, что это. Но продолжай. Скажи мне.
Я знаю, что собираюсь сказать. Я днями напролет облачала эти мысли в слова:
- Когда ты стал Домиником-господином, ты утратил все признаки прежнего
Доминика. Ты перестал целовать меня – с чувством или нежностью – и едва ли ко мне
прикасался. Я могла это вынести, пока мы играли роли, и пока я была сабой. Но после,
когда чувствовала себя так странно – когда чувствовала близость к тебе, несмотря на всё
то, что ты со мной делал, особенно, когда стегал и порол меня – тогда-то мне и нужно
было, чтобы ты любил и лелеял меня. Мне нужны были твои поцелуи и твои объятия, а
также заверения, что я все сделала правильно, - к моим глазам подступили слезы. - Но
больше всего мне нужно было знать, что на самом деле я была не ничтожной рабыней, а
твоей драгоценной девочкой.
- Не надо, Бет, - говорит он. Его голос суров, будто ему больно слышать мои слова.
– Я так ужасно облажался, и знаю, что это было неправильно. Мне трудно это признать,
потому что до этого я никогда не терял контроль во время игры, ни разу. Я думал, что
слишком хорош, что я опытный мастер в этом искусстве, - он мрачно смеется, - но, как
оказалось, это не так. И я не знаю, почему это произошло. Все, что приходит мне на ум:
мне не привычно находиться с кем-то в такой эмоциональной связи. – Он встает и идет к
шкафу, открывает дверцу и что-то достает оттуда. Он возвращается и кладет это мне на
колени. – Вот почему я хочу, чтобы ты использовала это.
Я опускают глаза на предмет. Это плеть «кошка-девятихвостка», которой он порол
меня в подземелье, и я чувствую дурноту, глядя на нее.
– Доминик, нет, я не могу…
- Пожалуйста, Бет. Мне это необходмо. Я не смогу простить себя, пока немного не
помучаюсь от того же, что принесло страдания тебе.
Он напряженно смотрит на меня, умоляя сделать это для него.
Мне хочется швырнуть чертову штуковину в другой конец комнаты.
- Почему мы не можем быть нормальными? – кричу я на него. - Почему ты не
можешь просто извиниться? Почему все происходящее должно включать
- Потому что это мое наказание и искупление, - говорит он тихо, словно повторяет
зазубренный текст. – Я должен его принять. – Он снимает жакет и майку. Теперь он по
пояс обнажен.
- Нет, - говорю я едва ли не шепотом.
Он встает, подходит ко мне и опускается на колени у моих ног, склонив голову. Я
пробегаю глазами по загорелой глади его спины, мягким темным волосам на его затылке,
мускулистым изгибам его плеч. Мне хочется почувствовать его, коснуться опьяняющей
смеси его твердых мускулов и мягкой гладкой кожи. Я протягиваю руку и провожу по его
темным волосам. Он мягко произносит:
- Я хочу извиниться перед тобой, Бет, за то ужасное и непростительное, что сделал
с тобой. Самой главной частью наших отношений было доверие, а я взял и злоупотребил
твоим доверием. Я так сильно об этом сожалею.
- Я прощаю тебя и не хочу наказывать.
- Бет, пожалуйста… - его темные глаза умоляюще смотрят на меня. – Мне это
нужно. Мне нужно страдать, как страдала ты. Это единственный способ.
Я вновь перевожу взгляд на плеть у меня на коленях. Она выглядит такой
безвредной, почти безобидной. Но под силой человеческого желания может живьем
содрать с тебя кожу.
- Пожалуйста, - это слово так пропитано потребностью.
Я встаю и беру плеть в руку, ощущая ее вес. Интересно, для меня в качестве сабы,
это ли не самый покорный момент из всех? Мой прекрасный, любящий контроль,
доминирующий Доминик хочет, чтобы я дала ему почувствовать, что он сделал со мной.
Он потребовал это, и я подчинюсь.
- Хорошо. Если это то, чего ты хочешь.
Видно, как напряжение его покинуло, и он испытывает облегчение.
- Спасибо, - произносит он почти радостно. – Спасибо тебе.
Он встает и идет к белому кожаному сиденью. Я помню экстаз, который испытала
на нем, когда Доминик заставил меня воспарить к вершинам удовольствия. Он ложится на
живот, кладет руки под сиденье и держится за раму. Его спина полностью открыта для
меня, начиная от шеи и заканчивая поясницей.
- Я готов, - говорит он.