Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Так, 20-летний гражданин Польши Корн, член Еврейской секции польской подпольной компартии г. Новы-Двур (Варшавское воеводство), бежал от преследований польской полиции, которая арестовала к тому моменту семерых его товарищей. Руководитель его секции решил эмигрировать в Германию, тогда как Корн выбрал Советский Союз, где в Москве жил один из его братьев. Он добрался на поезде до Столбцов, а оттуда пешком дошел до Рубежевичей, где заплатил 30 тысяч марок одному крестьянину, чтобы тот помог ему перейти границу. Попав на советскую территорию, он из Койданова (Дзержинск) отправился в Минск, где явился в Управление городского коменданта, чтобы зарегистрироваться в качестве политического беженца. 25 октября 1922 года он был задержан и допрошен в погранособотделении № 3, где и сообщил все указанные выше данные. Из особого отделения его отправили в Центральное бюро КП БССР для дальнейшей проверки. О ее результатах в деле информации нет[543].

Помимо убежденных коммунистов, эмиграция в СССР была мечтой молодежи приграничных деревень, в частности в районах проживания национальных меньшинств. Тяга к приключениям, стремление вкусить запретный плод и вырваться из-под власти деревенских традиций добавлялись к впечатлению, что на родине у них нет будущего. На решение отправиться в путь могло также повлиять наличие родственников в СССР. Остальное было делом пропаганды, которая велась с территории советских приграничных районов. Неудивительно, что на допросах задержанные советскими пограничниками мигранты часто называли в качестве причины, толкнувшей их на незаконный переход границы, поиск лучшей жизни.

Возьмем в качестве примера русские общины, жившие на эстонском берегу Пейпус-озера (Чудско-Псковского озера). Местная коммунистическая газета охотно писала об отъездах в СССР. Так, в 1925 году она опубликовала полное лиризма письмо «жителя Калласте»: «Все помыслы, все мечты каждого рыбака устремлены к стране пролетариев – Советской России. Темной ночью, посадив в лодку женщин и детей, несколько рыбацких семей направляются к противоположному берегу озера, где их радушно встречают и поддерживают объединения рыбаков. Там начинается для них новая жизнь, заставляя забыть о бедах и трудностях архаичных времен»[544]. Оценить эффект от такого рода пропаганды и узнать реальные причины отъезда всегда трудно. Как бы то ни было, в 1921–1931 годах 4 % жителей Калласте (60 человек) уехали в Россию, что совсем не мало для такого закрытого и консервативного общества, как община староверов. В общей сложности в 1920-е годы из прибрежных деревень уехало от 200 до 300 молодых людей.

Коммунистический мираж неплохо работал и в случае белорусской молодежи Польши. Сошлемся на воспоминания человека, бывшего в те годы подростком:

У меня был друг в Кучкунах, Прокопович. Он был лесником в Явицком лесе, и у него было радио. Мы ходили и ночью это радио включали на СССР. Соберемся – волны, коротковолновые передачи, ловили из России волны. Мы включили и слушаем. В России можно заработать в месяц 28–30 рублей, а пуд хлеба стоил там копеечки. Почему так не работать? Учиться можно было в России – только учись! Если есть желание. Это все по радио передавали. Вот это все нас подтолкнуло…[545]

Пропаганда строительства социализма в одной стране, рассказы о полной ликвидации безработицы благодаря первому пятилетнему плану, блистательная фраза секретаря Исполкома Коминтерна Д. З. Мануильского о том, что «кризис ползет по всей полосе Восточной Европы, но останавливается, как у заколдованной черты, у границ СССР», – все это, бесконечно повторяемое в радиопередачах, местной коммунистической печати и речах агитаторов, производило большое впечатление в момент, когда экономика восточноевропейских стран переживала трудные времена[546].