Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

6 апреля 1925 года комиссия Рабкрина представила результаты проверки пограничной охраны в Ленинградском военном округе[133]. Псковский и Кингисеппский отряды были признаны образцовыми: они состояли на 60 % из крестьян и на 30 % из рабочих, доля русских достигала 95 %, а безграмотность была полностью ликвидирована. Единственное различие между командным и рядовым составом заключалось в принадлежности к партии: 72 % среди первых и 14 % среди вторых, что существенно превышало среднюю долю партийных в этом поколении. В УССР аналогичная проверка затронула 3651 пограничника. Речь шла о юношах 1902 года рождения, призванных на службу осенью 1924 года[134]. Доля беспартийных и крестьян была среди них выше (соответственно 90 и 80 %), но принцип отбора уроженцев других территорий соблюдался, так как среди них не было ни одного украинца. В Одесской губернии служило несколько евреев и белорусов, но за их исключением почти все пограничники, служившие на рубежах этой республики, были родом из трех губерний РСФСР. Как и в Псковском и Кингисеппском отрядах, все они были грамотными, несмотря на преобладание крестьян. На местах, однако, власти часто жаловались на неспособность пограничников правильно понять документы, поступающие от местного населения. Дело в том, что в рамках проводимой с 1923 года политики коренизации, коснувшейся прежде всего периферий, использование двух, а то и трех языков было нормой, что осложняло работу пограничников, подавляющее большинство которых были русскими и не владели местными языками. В Белоруссии в администрации использовалось четыре языка: русский, белорусский, польский и идиш. Если судить по архивам, с 1924 года все большее место занимал белорусский, и пограничным частям было рекомендовано обзавестись литературой на этом языке и на польском, чтобы способствовать их изучению[135].

Как в 1925-м, так и в 1931 году при реорганизации пограничной службы отчетливо проявилось стремление усилить влияние партии. Начиная с 1925 года здесь наблюдался рост числа комсомольских и партийных ячеек. В 1931 году в Главном управлении пограничной охраны и войск ОГПУ насчитывалось 15 тысяч членов партии и столько же комсомольцев (мы не знаем при этом, сколько из них служили на границе). За более поздний период есть более точные данные, которые свидетельствуют о заметном росте числа членов этих организаций. Так, в феврале 1936 года проверку партбилетов успешно прошли 19 060 человек (в том числе 14 631 член и 4429 кандидатов), в то время как 1275 человек были исключены из рядов партии (762 члена и 513 кандидатов)[136]. Дискуссии касались также принципов организации партийного присутствия. Вначале выбор был сделан в пользу горизонтальной структуры, предполагавшей, что парторганизации погранотрядов подчиняются местным органам партии[137] и направляют в состав райкомов как минимум одного представителя от пограничников[138]. Однако в 1931 году, ссылаясь на специфику пограничной службы, Ягода выступил за вертикальную организацию. Он предложил распространить на пограничников используемую в Красной армии систему, построенную на уровне военных округов и обособленную от местных парторганов[139]. По его словам, этот принцип уже использовался в УССР, БССР и на Дальнем Востоке, где отбор кандидатов и процедура исключения из партийных рядов осуществлялись комиссиями, сформированными коммунистами-пограничниками. К тому же согласно этому принципу была организована и политработа, проводимая политотделами ГУПО. Новое положение, подписанное 18 октября 1931 года, отчасти учитывало предложения Ягоды, но принцип обособления пограничных парторганизаций не был полностью реализован, и пограничники продолжали отправлять своих представителей в местные комитеты партии[140]. Как мы видели, контакты с населением также носили организованные, институционализированные формы в рамках системы шефства, предполагавшей политические и культурные связи между крестьянами и пограничниками.