Этот образ присутствовал с начала 1920-х годов. Он мог служить основой для формирования пропагандистского дискурса о родине, находящейся в двойном окружении: с одной стороны, в окружении врагов, готовых атаковать в любой момент, с другой – верных защитников, стоящих на страже Отчизны. Но процесс мог быть и обратным. Пропаганда могла повлиять на административную репрезентацию пограничников. Как бы то ни было, на глобальном характере этого образа и его педагогической эффективности, несомненно, сказалось присутствие единой администрации, отвечавшей за все советские границы и за набор персонала, подолгу служившего на рубежах.
Не ограничиваясь образами, создаваемыми администрацией и транслируемыми советскими средствами массовой информации, я покажу в следующих главах, как на местах пористые и хрупкие рубежи начала 1920-х годов трансформировались в закрытую границу, снабженную широкой запретной зоной.
Герои неназванных войн
О чем бы ни шла речь: о воображаемом или о процессах трансформации на местах, – пограничник предстает в роли одного из главных участников процесса строительства советского государства, территории и нации. В этой фигуре олицетворилось, в частности, развитие того, что можно назвать советским патриотизмом. Речь шла об опасной профессии, дававшей возможность проявить героизм. Об этом свидетельствовали многочисленные медали и ордена, которых удостаивались пограничники после того, как большевики вернулись к практике награждений в 1920-е годы. Заметим, что самую большую известность получали подвиги тех, кто служил не на европейских, а на южных и восточных границах, где существовала долгая традиция насилия и вооруженных столкновений. Так, на протяжении всей Гражданской войны, в первые годы НЭПа, а затем в момент коллективизации советским властям пришлось вести борьбу с местной «герильей», еще в 1916 году возникшей на афганской границе как ответ на мобилизацию в царскую армию. Это движение, известное в те годы как «басмачество» (от тюркского «басмач» – «участник налета»), было источником постоянных забот для пограничников бывшего Туркестана. В 1930-е годы насилие переместилось на Дальний Восток. Начиная с 1936 года военные столкновения между, с одной стороны, японскими вооруженными силами, дислоцированными в Маньчжурии, а с другой – советскими и дружественными им монгольскими пограничниками превратились в настоящие сражения, способствуя возвращению к традициям амурского казачества.
Героизация пограничной службы могла бы предстать в качестве возрождения традиций, уступкой в отношении отнюдь не вчера возникшего русского патриотизма. Но превращение пограничника в казака происходило только в масштабах некоторых местных воображаемых систем репрезентаций. Триумф пограничников, которые были в меньшей степени затронуты Большим террором по сравнению с подвергшимися массовым чисткам армейскими офицерами и руководством НКВД, пришелся на момент выдвижения советских аванпостов в Польшу и Карелию, после перекройки карт в результате пакта Молотова – Риббентропа и начала Второй мировой войны[154]. Именно тогда они стали воплощением революции, национальной идеи и родины. Этот герой, отныне смотрящий в направлении Европы, больше чем кто бы то ни было еще служил олицетворением молодого сознательного солдата, верного сталинца.
Революция принесла с собой отмену царских наград и знаков отличия, но уже в сентябре 1918 года была учреждена первая советская воинская награда – орден Красного Знамени[155]. В 1927 году в связи с подготовкой 10-й годовщины создания Красной армии И. С. Уншлихт и К. Е. Ворошилов предложили учредить две новые награды: орден Красной Звезды и орден Ленина[156]. Этих наград могли удостаиваться как отдельные воины, проявившие особое мужество на фронтах Гражданской войны, так и целые города, поселки, заводы[157]. Согласно материалам центральных архивов, первые награждения пограничников датируются 1927 годом. Принимая решение о присвоении награды, комиссия при Реввоенсовете опиралась на подробное описание подвига. Пять пограничников были удостоены ордена Красного Знамени «за проявленное мужество и отвагу в боях с бандами басмачей», а еще двое – «за ряд отличий в борьбе с белокарельской контрреволюцией и финским шпионажем и за энергичную работу по ликвидации перешедшей из Финляндии группы монархистов-террористов»[158].
Следующий этап пришелся на 1930–1931 годы, когда общее число награждений заметно выросло, а ответственность за их присвоение была возложена на специальную комиссию при ЦИК СССР[159]. В 1930-е годы правительственные награды являлись инструментом соцсоревнования и в то же время служили для сплочения коллектива, обеспечивая его присутствие в публичном пространстве (что соответствовало русской традиции). Награждения и рассказы о подвигах помогали создавать истории отрядов и воинских частей, которые были одновременно типичными и индивидуальными.