Читаем Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е полностью

Начиная с 1927 года и особенно на протяжении следующего десятилетия число советских пограничников регулярно росло[141]. Так, в сентябре 1930 года Ягода добился выделения дополнительных 2,5 тысяч человек для охраны украинской и белорусской границ[142]. За этим стояли причины полицейского характера: как упоминалось в записке от 3 мая 1930 года, пограничники вместе с особыми войсками ОГПУ участвовали в раскулачивании и борьбе с бандитизмом в погранрайонах[143]. В марте 1932 года увеличение численности пограничной охраны было поддержано Генштабом РККА и включено в мобилизационный план[144]. Набранные таким образом дополнительные 13,5 тысячи пограничников были распределены среди погранотрядов Украинского, Белорусского и Ленинградского военных округов. Одновременно перед лицом японской угрозы приоритетной с военной точки зрения стала чрезвычайно протяженная дальневосточная граница. В 1935 году она казалась еще недостаточно защищенной, особенно на озерах, реках и морском побережье. В 1936 году число пограничников здесь вдвое превзошло дореволюционные показатели. Но самый заметный рост был достигнут в 1937–1941 годах, после того как в июле 1937 года Комитет обороны при СНК СССР принял постановление об отправке на границы Дальнего Востока, Ленинградской области и Карельской АО ССР дополнительных 7525 пограничников и 3454 лошадей[145]. В 1938 году общая численность погранохраны превысила 110 тысяч человек[146]. В 1941 году, накануне войны, на западных рубежах служили 70 тысяч бойцов; напомним, что в начале 1925 года их число здесь не превышало 9300.

Впрочем, больше, чем количество пограничников, руководителей погранслужбы и ОГПУ – НКВД волновал такой показатель, как «плотность», то есть число бойцов и лошадей на версту или километр границы. Этот показатель использовался еще в дореволюционный период, а в последующие годы его охотно применяли как в СССР, так и в соседней Польше. Но советские расчеты отличало такое свойство, как перформативность. В 1925 году были произведены тщательные подсчеты по каждому участку, с тем чтобы определить плотность охраны границы от Эстонии до Румынии (2875 км). Полученный средний показатель (3,2 человека на 1 км и 1,1 человека при сменном наряде) было решено довести до 4 человек на 1 км (1,3 человека при сменном наряде)[147]. Это означало необходимость увеличить число пограничников на западных рубежах с 9321 до 12 671 человека[148]. Лучше всего охранялась польская граница, где плотность составляла около 4 человек на 1 км; она находилась в ведении двух областных управлений ГУПО ОГПУ: Минского (Западный погранокруг, 769,8 км границы) и Киевского (Украинский погранокруг, 617,3 км)[149]. В Белоруссии плотность охраны была чуть меньшей. Со своей стороны, Варшава тоже уделяла максимальное внимание советской границе: в конце 1920-х годов плотность здесь составляла около 10–11 солдат на 1 км, что было в пять раз больше, чем в среднем на южной и западной границах Польши. Самой плотной охрана была на границе с УССР в Волыни, где в 1928 году расстояние между погранзаставами составляло менее 4 км. Севернее, в Полесье, на каждую погранзаставу приходилось около 6–7 км границы[150].

Для этих отчетов было характерно чрезвычайно линейное видение рубежей. Так, нередки были случаи, когда маневренные группы, ряды которых росли гораздо быстрее, чем число часовых, не учитывались при определении плотности охраны. Разумеется, эти расчеты являлись также параметром во внутренних переговорах с погранотрядами. Так, после убийства Кирова в декабре 1934 года у пограничников Ленинградской области было больше аргументов, чтобы добиться увеличения своей численности, чем у их коллег из Белоруссии или c Украины[151]. Надо заметить, что показатели плотности охраны систематически упоминались в отчетах руководства. В 1937 году участок за участком ситуацию на границе описывал нарком внутренних дел Ежов[152]. На исходе войны то же самое будет делать его преемник Берия, готовя доклад на имя Сталина[153]. Для этих и других подобных документов характерен двойной образ границы: с одной стороны, в них выражается сожаление по поводу рубежей, являющихся «решетом» из-за считавшейся недостаточной плотности охраны, а с другой – возникает труднодостижимый идеал границы-барьера – непрерывной, густой «цепи» пограничников, которая должна опоясать всю советскую Родину.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Основание Рима
Основание Рима

Настоящая книга является существенной переработкой первого издания. Она продолжает книгу авторов «Царь Славян», в которой была вычислена датировка Рождества Христова 1152 годом н. э. и реконструированы события XII века. В данной книге реконструируются последующие события конца XII–XIII века. Книга очень важна для понимания истории в целом. Обнаруженная ранее авторами тесная связь между историей христианства и историей Руси еще более углубляется. Оказывается, русская история тесно переплеталась с историей Крестовых Походов и «античной» Троянской войны. Становятся понятными утверждения русских историков XVII века (например, князя М.М. Щербатова), что русские участвовали в «античных» событиях эпохи Троянской войны.Рассказывается, в частности, о знаменитых героях древней истории, живших, как оказывается, в XII–XIII веках н. э. Великий князь Святослав. Великая княгиня Ольга. «Античный» Ахиллес — герой Троянской войны. Апостол Павел, имеющий, как оказалось, прямое отношение к Крестовым Походам XII–XIII веков. Герои германо-скандинавского эпоса — Зигфрид и валькирия Брюнхильда. Бог Один, Нибелунги. «Античный» Эней, основывающий Римское царство, и его потомки — Ромул и Рем. Варяг Рюрик, он же Эней, призванный княжить на Русь, и основавший Российское царство. Авторы объясняют знаменитую легенду о призвании Варягов.Книга рассчитана на широкие круги читателей, интересующихся новой хронологией и восстановлением правильной истории.

Анатолий Тимофеевич Фоменко , Глеб Владимирович Носовский

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука / Документальное