Сибирский и Среднеазиатский военные округа также были сильно затронуты репрессиями, обрушившимися на руководителей различного уровня. В качестве примера упомянем судьбы двух командиров. 19 июня 1938 года В. П. Дубленников был приговорен трибуналом ГУПВВ за шпионаж в пользу Польши и контрреволюционную агитацию среди командного состава погранкомендатуры[205]. В. Р. Либер, 32-летний заместитель начальника штаба 28-го Ойротского кавалерийского погранотряда, служившего на Алтае, был вначале по латышской линии и за связь с «врагами народа» уволен из НКВД и исключен из партии, а затем арестован 21 декабря 1937 года в Новосибирске и приговорен к расстрелу в январе 1938 года после попытки оказать сопротивление и убить следователя[206].
Тем не менее ни в публичных обвинениях и справках, ни в секретных директивах, передаваемых на места, пограничники не выступали в роли непосредственной мишени. Следует вернуться к тем усилиям по конструированию положительного образа пограничника, которые в разгар Большого террора могли служить прикрытием, а главное, выполнять профилактическую функцию.
Во время боев на озере Хасан Сталин выступил на стороне Фриновского, Мехлиса и пограничников в конфликте с командующим Особой Дальневосточной армией Блюхером, который обвинял их в том, что своими неосторожными действиями они спровоцировали атаку японцев. Одержанная в октябре 1938 года победа позволила в том числе вынести за скобки такие малоприятные факты, как бегство Г. С. Люшкова, начальника УНКВД по Дальнему Востоку, в июне ушедшего к японцам в Маньчжурию[207]. Она подарила мгновения славы в момент, когда и без того бушевавшие в этом регионе репрессии были усилены по инициативе Фриновского[208]. В масштабах всей страны пограничник представал в роли «хорошего чекиста», на полпути между бойцом Красной армии и сотрудником НКВД. Речь шла о видимой части Главного управления пограничных и внутренних войск, другие составляющие которого (лагерная охрана и пр.) оставались в большей степени в тени. Безжалостно преследуя шпионов и диверсантов, пограничник стоял на страже родины, что делало его популярным. В транслируемом в публичном пространстве образе акцент ставился на роли пограничника как часового, несущего дозор перед лицом врагов-капиталистов.
Заметим также, что и до, и после Большого террора пограничники служили отличным олицетворением советского варианта «selfmade man». Изучение их личных дел, хранящихся в архивах Наградного сектора Секретариата ЦИК СССР, позволяет составить представление о типичном жизненном пути этих выходцев из народа, выдвинувшихся благодаря своим заслугам и отваге[209]. В отличие от других профессий, переживших пролетаризацию в результате Большого террора, чистки, по всей видимости, не отразились на социальном происхождении пограничников. В ответ на вопрос о профессии до призыва в армию звучало: пастух, батрак, бедняк, колхозник, чернорабочий, плотник, пильщик, почтальон, киномеханик, рабочий-ударник, электрик, шофер, шахтер, счетовод. Свой выбор в пользу пограничной охраны они зачастую обосновывали стремлением влиться в большую красноармейскую семью. Упоминания НКВД звучат в лучшем случае по поводу вопросов об «образовании» и «трудовом стаже». Большинство из них учились лишь в начальной школе и возобновили учебу, попав в армию или на пограничную службу в возрасте 24–25 лет. Обучение молодых пограничников осуществлялось в специальных школах НКВД, расположенных в Минске, Киеве, Харькове, Ленинграде и Москве. Окончив школу младшего комсостава, можно было стать командиром заставы в чине младшего лейтенанта, а обучение в школе среднего комсостава, в том числе в тех, что специализировались на погранохране, позволяло претендовать на командование погранотрядом. Наконец, самые способные и преданные попадали в Высшую школу войск НКВД СССР. Кто-то из офицеров-пограничников прошел через учебные заведения Красной армии, в частности Военную академию им. М. В. Фрунзе и Высшие всеармейские военно-политические курсы ГЛАВПУРККА в Москве. Как бы то ни было, карьера этих людей полностью проходила на границе. Что касается этнического состава, то и до, и после чисток среди среднего командного состава погранвойск, а также среди добровольцев и призывников доминировали русские, за которыми следовали существенно уступавшие им, но все же заметные по своему числу украинцы и татары[210]. Большинство были неженатыми, за исключением некоторых начальников застав и комендатур, которые перевезли к месту службы жен. Все эти характеристики – молодые неженатые мужчины русского происхождения – несомненно, способствовали популярности пограничников, по крайней мере во внутренних областях, не сталкивавшихся напрямую с их деятельностью.