Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Несмотря на все недостатки и трудности, советское руководство считало такую систему положительным опытом. 2 декабря 1922 года на конференции о разоружении, собравшей в Москве представителей братских республик БССР и УССР, а также делегации от всех западных соседей за исключением Румынии, этот договор упоминался в качестве образца, который следовало использовать на всех сухопутных границах СССР[302]. За этим последовало подписание ряда документов, прежде всего с балтийскими странами. Но самым интересным является подписанное СССР и Румынией 20 ноября 1923 года «Положение о мерах и средствах, имеющих целью предупреждение и разрешение конфликтов, могущих возникнуть на реке Днестре»[303], ведь между двумя государствами в тот момент не существовало дипломатических отношений. Этим объясняется, кстати, тот факт, что в этом тексте ни разу не упоминается советско-румынская граница, не признававшаяся Москвой, – вместо нее речь повсюду идет о Днестре. Беря за образец советско-финское соглашение, это положение ставило еще больший акцент на предотвращении пограничных инцидентов. Оно предусматривало четыре типа ситуаций, которые могли стать поводом для обращения в смешанную комиссию и для сбора свидетельских показаний: выстрелы с противоположного берега, пересечение или попытка пересечения Днестра без разрешения, кража имущества и контрабанда.

Правда, Москве не удалось добиться всего, чего она хотела, в частности права преследования на сопредельной территории. 13 августа 1922 года Чичерин и Раковский направили Т. Ионеску, министру иностранных дел Румынии, следующую ноту:

В своем желании оказать содействие румынским властям в уничтожении банд, организуемых на территории Бессарабии и Румынии с целью агрессивных действий против Советских Республик, союзные Советские Правительства, исходя из требований военной необходимости и безопасности Советских Республик, считают необходимым при преследовании этих банд, в случае если они будут переходить на территорию, занятую румынскими властями, преследовать и на этой последней территории, уведомляя об этом своевременно румынские власти для того, чтобы эти действия украинских и русских красных войск не были истолкованы как действия, направленные, в какой бы то ни было степени, против румынского народа и Румынского Правительства[304].

Эта просьба, которая грозила обернуться для Румынии потерей суверенитета над Бессарабией и напоминала об имперских практиках, бывших в ходу в этом регионе в начале XIX века, подтолкнула Бухарест к тому, чтобы подписать упомянутый выше документ, служивший гарантией против односторонних инициатив подобного рода.

Местные комиссии по урегулированию пограничных инцидентов представали в качестве инновационной формы трансграничного полицейского и дипломатического сотрудничества между режимами, являвшимися врагами с идеологической точки зрения. Сыграв определенную роль в замирении окраин в 1921–1924 годах, они прежде всего способствовали налаживанию с обеих сторон повседневной бдительной слежки за соседом и его территорией. Заметим, что такое заглядывание за чужой забор оправдывалось принципом территориальной неприкосновенности. Архивы комиссий по урегулированию пограничных инцидентов являются ценным источником для изучения того, что на практике подразумевалось под территориальным суверенитетом и его нарушением.

В своей диссертации о границе, защищенной в 1928 году в Сорбонне, Поль де Жоффр де Ла Прадель не скупился на похвалы установленному в 1923 году на советско-румынской границе режиму, который он считал воплощением современности. Положение о Днестре представлялось ему отличной формой добрососедства, служившей интересам населения и даже не нуждавшейся в территориальном и дипломатическом признании. Речь шла о победе «права людей»[305]. Хотя такое оптимистичное и аполитичное понимание этого соглашения не может не вызвать улыбку у специалиста по советской истории, оно заставляет нас вспомнить о том важнейшем факте, что дипломатия добрососедства является или должна была бы являться прежде всего политикой, стоящей на службе жителей пограничных районов.

Между сопротивлением и приспособлением: повседневность пограничья