Эта информация послужила поводом для не отличавшейся любезностью переписки. Данные о положении в нейтральной зоне, поступавшие из местных революционно-военных комитетов и из отдела по борьбе с бандитизмом штаба Минского военного округа, напрямую использовались дипломатами для составления нот протеста, которые, таким образом, содержали чрезвычайно подробную информацию об именах и местах действия бандитов[289]. Эти документы, по тону напоминавшие полицейские донесения, очерчивали опасную зону вдоль границы. Та детальность, с которой они описывали происходившее по польскую сторону границы, неизменно задевала самолюбие поляков, ревностно отстаивавших свой суверенитет. Так, 11 aпреля 1921 года, когда советская деревня была охвачена восстаниями крестьян, которые отныне, после победы над «белыми», видели в большевиках врагов, отбирающих у них хлеб, Чичерин адресовал Варшаве ноту, в которой указывалось, что в Несвиже расположена штаб-квартира белорусского контрреволюционного комитета Булак-Балаховича и Пермикина, что банды совершают вылазки из Барановичей, Несвижа и Лунинца, а к югу действуют отряды петлюровцев, базирующиеся в Oстрове, Ровно и Шепетовке[290]. Подобным образом в ноте от 16 апреля правительство Украинской ССР выражало озабоченность многочисленными антисоветскими вылазками и отмечало, что в Тарнополе идет формирование вооруженных подразделений, а штабы петлюровских банд готовят вылазки на приграничные территории Советской Украины к югу от Ровно. Оно протестовало против поддержки этих контрреволюционных сил польскими властями.
Эти сведения использовались также для мобилизации жителей пограничных районов. Так, местным властям, в первую очередь милиции, было поручено путем собраний и публикаций в печати оповещать население о содержании протестов, направляемых Польше в связи с нарушениями Рижского договора[291]. Эти дипломатические и пропагандистские усилия в пограничной зоне использовались Чичериным, чтобы требовать высылки с польской территории всех руководителей организаций Савинкова и Булак-Балаховича, а также украинских лидеров, в первую очередь Петлюры и Тютюнника, которых он обвинял в использовании ими Польши в качестве тыловой базы для своей антисоветской деятельности[292].
На советско-финской границе процесс территориализации пограничной зоны пошел еще дальше. Предложение создать нейтральную зону прозвучало с финской стороны уже в 1920 году, в ходе первых переговоров о перемирии. Речь шла о том, чтобы превратить территорию Восточной Карелии до Мурманской железной дороги (присоединения которой требовали некоторые политические силы Финляндии) в демилитаризованную зону. Советская делегация отвергла этот проект как носящий излишне односторонний характер, но признала целесообразным создание нейтральной десятикилометровой полосы по обе стороны границы. Ее ширина должна была быть больше в местах, вызывавших наибольшие споры: на территории Ребольской и Поросозерской волостей, где карельские активисты вели агитацию за присоединение к Финляндии.
Буферная зона, создание которой было предусмотрено статьей 37-й договора и возложено на Центральную смешанную русско-финляндскую комиссию, была в конце концов определена в большой спешке весной 1922 года. Это был момент, впоследствии неоднократно повторявшийся, когда советские власти были охвачены страхом по поводу границы. К трудностям, связанным с подавлением восстания в приграничных селениях Восточной Карелии зимой 1921–1922 годов, добавился – в связи с конференцией, собравшей 13–17 марта в Варшаве представителей Латвии, Эстонии и Финляндии, – страх перед возможным возникновением враждебного блока соседних государств. Именно в этой обстановке 1 июня 1922 года была подписана конвенция, определившая контуры двух параллельных зон, шедших от Северного Ледовитого океана до Ладожского озера. Предусматривалось, что их ширина составит в зависимости от участков от 10 до 16 км по каждую сторону границы, но на деле, как показывает приложенная к договору карта, они были больше (