Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

В силу тех или иных тактических соображений некоторые страны (например, Белоруссия и прибалтийские государства) оказались в более выгодном с территориальной точки зрения положении. В 1920-е годы среди русских коммунистов начало расти недовольство по поводу излишней щедрости, проявляемой по отношению к другим народам при определении внутренних и внешних границ[279]. При этом стоит отметить, что возможности для арбитража существовали только в отношении внутренних споров. На случай разногласий, касающихся внутренних границ, в СССР были предусмотрены процедуры третейского суда, в котором главную роль должен был играть ЦИК СССР. Так, в апреле 1924 года, когда в ходе раздела бывшей Витебской губернии возник острый конфликт между Белорусской ССР и Псковской губернией, каждая из которых претендовала – в силу собственных причин – на две соседние зоны, расположенные вдоль латвийской границы, для поиска компромисса был назначен арбитр; он в целом поддержал доводы Белоруссии[280]. Совершенно иначе обстояло дело в случае международных границ. Поскольку Советская Россия не признавала Лигу Наций и не была, в свою очередь, признана этой международной организацией, возможность обращения туда в целях разрешения споров была исключена. Протесты, направленные в Совет Лиги Наций, например Финляндией в 1921 году, носили, таким образом, односторонний характер. В результате двусторонние споры длились до бесконечности: так, в отсутствие арбитра, способного принять решение вопреки разногласиям и попыткам затянуть процедуру, некоторые участки границы между СССР и Финляндией на Карельском перешейке оставались неразмеченными вплоть до второй половины 1930-х годов.

Создание в 1922 году Союза Советских Социалистических Республик в форме федерации стало следующим этапом в этом процессе строительства. Каждая нация-республика обладала границами, которые были определены в результате переговоров с соседними республиками и областями внутри единого политического, военного и экономического пространства. На западе речь шла об Украине и о Белоруссии на федеральном уровне, о Карельской и о Молдавской АССР уровнем ниже. Территориальные уступки, сделанные при заключении договоров, по-видимому, способствовали использованию в дальнейшем в отношениях с соседними странами «Пьемонтского принципа», о котором, со ссылкой на опыт объединения Италии, мечтали большевики. Поэтому в последующие годы пограничные советские республики активно «заигрывали» с национальными меньшинствами, проживавшими в соседних с ними странах. Советские рубежи, особенно на западе, являлись, таким образом, скорее фронтовой зоной, чем барьером. Видя в них результат временного прекращения военных действий, большевики воображали не одну, а несколько пограничных линий. В то время как одна из них очерчивала внутренние области, представавшие в роли священного пространства, колыбели революции, другие проводились с учетом этнического состава населения сопредельных территорий и в надежде на экспансию революционного движения. Уступка территорий во имя успеха революции оставалась при этом правилом независимо от результатов военных действий. Относительное безразличие к территориальному вопросу сопровождалось зато особым вниманием, с одной стороны, к охране рубежей от антисоветских вылазок, а с другой – к возможности вмешиваться в дела соседних стран. Предметом главной заботы со стороны большевиков являлась нейтрализация пограничной зоны.

Пограничная зона как общий метод утверждения суверенитета

Логично будет задаться вопросом о том, не ослаб ли первоначальный революционный порыв при переходе к новой экономической политике и попыткам обеспечить мирное сосуществование с капиталистическими странами. Идея, согласно которой большевистская политика несла в себе потенциал «нормализации», кажется тем более убедительной, что российских революционеров, превратившихся в государственных деятелей, волновали отчасти те же проблемы, что и их классовых врагов. Более того, вопросы, связанные с завершением военных действий, можно было решить только совместно с соседними государствами. Помимо подготовки мирных договоров, необходимо было контролировать потоки беженцев, бороться с эпидемиями, обеспечивать минимальное сотрудничество в области правопорядка и борьбы с бандитизмом[281]. Идеологическая война, в которой классовые конфликты переплетались с национальными, постепенно затухала, хотя и не прекращалась полностью, и на этом фоне в пограничных районах делались попытки выстроить добрососедские отношения.