Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди

В саду гуляла уточка
И говорила «кряк».
Лулу взяла ее в постель
И научила как…
Прыг-скок, моя Лулу!
Шевелись живей!

И так мог тянуть, пока не кончал.

Когда Брайни отдыхал и восстанавливал силы, он требовал от меня сказку на ночь: он желал услышать, как я творчески изменяла ему в его отсутствие, не теряя золотого времени.

То, что я проделывала с Нельсоном и Бетти Лу, его не интересовало – это было дело семейное и не бралось в расчет.

– Что нового, Мо? Неужели на старости лет ты превращаешься в колоду? Это ты-то, позор города Фив? Скажи, что это неправда!

Но поверьте мне, друзья мои: посуда и пеленки, стряпня и уборка, шитье и штопка, вытирание носов и разбор ребячьих трагедий оставляли мне так мало времени на прелюбодеяния, что мои грехи не заинтересовали бы даже начинающего священника. После смешного и досадного происшествия с преподобным Зеком я не припомню ни единой постельной эскапады Морин между 1906 и 1918 годами, на которую ее не толкнул бы ее собственный муж, заранее отпустив ей прегрешения – да и те случались редко, поскольку Брайни был еще более занят, чем я.

Должно быть, я была большим разочарованием для миссис Гранди (некоторые из них жили в нашем квартале, многие ходили в нашу церковь) – ведь эти десять лет перед войной, названной позднее «Первой мировой войной» или «Первой фазой Крушения», я не только изображала из себя идеальную консервативную домохозяйку Библейского пояса – я в самом деле была этим бесполым, скромным, набожным созданием. Преображалась я только в постели, за запертой дверью, одна или с мужем, или, при редкой и абсолютно надежной оказии, с кем-нибудь еще – с ведома и разрешения мужа и, как правило, под его опекой.

Только роботу под силу выполнять годовую норму по сексу. Даже Галахад, уж на что неутомимый, и тот почти все свое время отдает хирургии, возглавляя лучшую команду Иштар. (Галахад… Он напоминает мне Нельсона. Не только внешне – они, как близнецы, схожи по темпераменту и по взглядам; сейчас мне кажется, что даже запах у них одинаковый. Когда я вернусь домой, надо будет спросить Иштар и Джастина, сколько в Галахаде от Нельсона. Поскольку генофонд говардовцев ограничен, вероятность и конвергенция[79] часто приводят к тому, что происходит физическая реинкарнация далекого предка в потомка на Терциусе или Секундусе.)

Тут уместно вспомнить, на что уходила часть моего времени и как Рэндом Намберс получил свое имя.

Не знаю, был ли такой период в первой половине двадцатого века, когда бы мы с Брайни чего-нибудь не изучали, – очередной иностранный язык не в счет, нельзя же было отставать от детей. Наши интересы не всегда совпадали: Брайни не занимался стенографией или балетом, а я – добычей нефти или расчетами испарений в ирригации. Но мы все время учились. Я – потому что невозможность посещать колледж и получить хотя бы степень бакалавра оставила во мне ужасное чувство прерванного интеллектуального акта, а Брайан – Брайан учился потому, что был Человеком эпохи Возрождения и хотел знать все на свете. По данным архива, мой первый муж прожил сто девятнадцать лет – и бьюсь об заклад, что в последние дни перед смертью он изучал какой-нибудь новый для себя предмет.

Иногда мы с ним занимались одним и тем же. В 1906 году Брайан взялся изучать заочно статистику и теорию вероятностей. В доме появились книги и контрольные работы, которые Морин делала тоже, только не отсылала. Мы оба были поглощены этой захватывающей отраслью математики, когда в нашу жизнь вошел котенок – благодаря мистеру Ренвику, водителю фургона «Атлантической и Тихоокеанской чайной компании».

Это был восхитительный комочек серебристо-серого меха, которого мы сначала назвали Пушинкой, неверно определив его пол. Но его настроение, образ действий, направление движения, скорость и объект атаки так молниеносно менялись, что Брайан сказал: «У этого котенка нет мозгов: у него в голове одни случайные числа, и, когда он стукается башкой об стул или наскакивает на стену, числа перетряхиваются и он переключается на что-то другое».

Так Пушинка стала Рэндомом Намберсом, Рэндиком или Рэнди.

Весной 1907 года, как только растаял снег, мы оборудовали у себя на заднем дворе крокетную площадку. Сначала играли только мы, четверо взрослых, потом стали играть и все остальные. Но тогда нас было только четверо – и Рэндом Намберс. Как только кто-нибудь ударял по шару, котенок отважно бросался в атаку! Он налетал на шар и хватал его всеми четырьмя лапами. Представьте себе взрослого мужчину, который пытается остановить катящуюся бочку, обняв ее руками. Милосерднее будет сразу же представить для него экипировку: футбольные щитки и шлем.

У Рэнди щитков не было – он шел в бой, не имея ничего, кроме шерстки и решимости победить или умереть. Этот шар должен быть остановлен, и он должен это сделать. Аллах иль Аллах акбар![80]

Помешать ему можно было только одним путем – запереть котенка на время игры. Но Бетти Лу никогда бы этого не допустила.