Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо

– Так за чем дело? – Ирина взяла графин и, ласково глядя на матроса, налила ему полный бокал. – Окей?

– Ну, коли под водочку, да из твоих, Зинаида, рук, то окей. Как говорится, что верно, то правильно, – с удовольствием выпил, крякнул и принялся за еду.

Ели молча. Рыба оказалась вкусной, но Ирина съела совсем чуть-чуть, делая вид, что увлечена романсами, звучавшими со сцены.

– А что рыбку не доели? – встревоженно поинтересовался официант у Ирины, когда подошел убирать посуду. – Не понравилась?

– Очень вкусно. Просто я не ем так много. Спасибо.

– Может, бисквитик к чаю желаете? – почти с искренним интересом спросил круглолицый официант.

Мальцев отрицательно помотал головой.

– Сладкое не ем, у меня от него живот крутит. Я лучше покурю и вот их послушаю, – развернулся в сторону сцены, где певица выводила романс, время от времени поглядывая на него и Тушкевича с немым вопросом, то ли поет?

На глазах как-то вдруг сразу запьяневшего Тушкевича выступили слезы.

Мальцев слушал внимательно, опершись локтем на спинку стула. Дослушав до конца, повернулся к Ирине.

– Любите музыку? – поинтересовалась она.

– Хорошо поет! Надо бы расстрелять, – весело загоготал он.

– Так любите или нет? – снова спросила Ирина, которой показалось, что она ослышалась.

– Может, и люблю, – Мальцев хмыкнул. – Да времени нет, на любовь-то. У нас Куклин большой любитель, да? – повернулся к пьяно улыбающемуся Тушкевичу.

Ирина смотрела непонимающе, переводя взгляд с одного на другого.

– Это у нас товарищ есть такой, Куклин, – слегка заплетающимся языком пояснил Тушкевич. – Он как-то, еще давно, у Шаляпина в гостях был. Да, Петр Петрович? Можно рассказать?

– Валяй, Санек! – Мальцев облокотился на стол и, подперев голову руками, опустил отяжелевшие веки.

Тушкевич оживился.

– Пил, значит, Куклин водочку с Шаляпиным. С ними финский коммунист Рахия и еще пара наших была. Не просто водочку, а эстонскую – из картошечки ее гонят. Выпили чуток да и начали о театре, актерах, то да се. Куклин и скажи сгоряча: «Таких, мол, как Шаляпин, надо резать!» Спрашивают его, почему? Отвечает: «Талант нарушает равенство!» Несправедливо это, говорит, когда один может, а другой нет.

Мальцев приоткрыл глаза.

– Кстати, Санек, он прав. Этот лозунг надобно по всем театрам развесить. Очень даже пролетарский лозунг.

– И начал потом Куклин вопить спьяну-то, – продолжил Тушкевич, – что вы, актеры, для пролетариату сделали? А? Какой такой от вас прок для революции? А Шаляпин как заорет голосом царя Ивана Грозного: «Встать! А ну, подобрать живот, как ты смеешь со мной так разговаривать, сукин сын!»

– А то он слышал голос Ивана Грозного, – буркнул Мальцев, на лице которого обильно выступил пот и появились багровые пятна.

– Слышал не слышал, Петр Петрович, но только Куклин вскочил по стойке смирно да чуть от страха в штаны не наложил! – Тушкевич хихикнул, но вдруг растерянно замолчал. – Статью-то, как напишете, нам подарите? – спросил Ирину и вдруг, приложив руку к животу, начал бледнеть.

«Ну вот, кажется, и все», – подумала Ирина и подняла руку, подзывая официанта.

– Пожалуйста, товарищ, воды принесите. И соды немного. Мне что-то нехорошо, – глянула на Тушкевича, в глазах которого появился недоуменный испуг. – Окей. Статью непременно подарю. Только придется еще раз встретиться дня через два. Мне нужны будут ваши воспоминания о событиях Гражданской войны…

«Пора!» – решила и попыталась подняться, обеими руками ухватившись за руку подошедшего со стаканом воды официанта.

– Мне плохо! – вскрикнула она и начала медленно оседать на пол, краем глаза заметив, как захрипевший Мальцев, падая набок, потянул за собой скатерть. Бледный Тушкевич кинулся было ему на помощь, но вдруг, скрючившись и хватая ртом воздух, рухнул на колени и тоже завалился.

– Врача, – шепнула Ирина и закрыла глаза, слыша звон бьющейся посуды и испуганные крики…

«Все получилось, все получилось, все получилось», – думала она, стараясь не шевелиться и сдерживая рвущееся из груди дыхание, когда кто-то переносил ее на диван и расстегивал ворот платья, когда чувствовала прохладу водяных брызг, рассеявшихся по лицу, торопливые шаги, встревоженные голоса вокруг и чьи-то теплые пальцы, обхватившие кисть руки.

– Уверяю вас, женщина пока жива, а они оба уже не дышат.

«Получилось…»

Позволила себе открыть глаза, только когда почувствовала пронизывающий запах нашатырного спирта. Закашлялась.

– Живая! – увидела прямо перед собой молодого веснушчатого парня в белом халате. – Живая! Слава Богу, хоть она живая! Гражданочка, вы живая! – радостно сообщил он Ирине.

Повернула голову, отворачиваясь от ватки с нашатырем.

– Она рыбу-то не доела. Те все съели, а она… – пояснял милиционеру мальчишка в синей рубахе.

– Че рыба, че рыба? Нормальная рыба, свежая. Че рыба? – испуганно оправдывался круглолицый официант. – А фикус мы убрали подальше, чтобы резонанса у них не было.

– Разберемся, граждане, во всем разберемся. Отравление пищевое, это понятно. Кто виноват – следствие покажет. Всех, кроме непосредственных свидетелей, попрошу разойтись. Гражданочку живую в больницу везите!