– продекламировала по-русски. – Это стихи Мариенгофа, – ответила на немой вопрос мужа. – Большого друга покойного Есенина. Перевести?
Николя покачал головой. Ирина села на диване, обхватив плечи руками.
– Там, куда я ездила, дорогой, русской литературы, как, впрочем, и самой России, больше нет, – с горечью сказала она. – Есть литература советская, с легкой руки Горького получившая название «критический реализм». Впрочем, я уверена, что скоро этот реализм станет социалистическим. Теперь успех в литературе достигается только глупостью, пошлостью и наглостью. Новые русские литераторы угождают власти и толпе, которая захлебывается в восторге от вдруг пришедшего к ней единоязычия. А восторг толпы в свою очередь развращает литераторов. Замкнутый круг. Все это похоже на эпидемию холеры. Лечить некому, а немногие еще не зараженные, словно сойдя с ума, жаждут объятий счастливых заболевших. Те же, кто еще пытается спастись от заразы, попрятались и замкнулись в ожидании чудесного избавления, которое должен принести некий грозный ангел отмщения. А тот все не идет и не идет. Боятся понять, что месть – явление рукотворное, а не небесное, – сказала жестко, покручивая перстень вокруг пальца.
– Кажется мне, милая, – поднялся с кресла и пересел на диван, – месть – обоюдоострый кинжал, убивает не только жертву, но и палача. У жертвы отнимает жизнь, а у мстителя – душу. Надо уметь прощать, дорогая, – обнял жену за плечи и поцеловал в щеку.
Ирина нахмурилась, но спорить не стала и, видимо, устав от разговора, поджала ноги и положила голову на колени Николя.
– До сих пор не верю, что ты вернулась, – сказал он, поглаживая жену по плечу. – Знаешь, я скучал.
Ирина приподняла голову и внимательно посмотрела на мужа.
– Сам был удивлен, – с улыбкой продолжил Николя. – Оказалось, что я тебя сильно люблю. Не уехала бы – и не узнал.
– Тогда расскажи, как ты меня любишь, – она устроилась поудобнее.
– С удовольствием, дорогая…
Ирина слушала мужа, поймав себя на мысли, что слушает именно Николя, а не голос, похожий на голос Ники.
«Вот так бы лежать и лежать весь день. И никуда не спешить. И ни о чем не думать».
Пальцы Николя скользнули вниз по ее руке.
– Так, говоришь, нашла только этот перстень? Тоже неплохо. Все не зря ездила! Покажи-ка! – поднял ее руку, присматриваясь. – Старинный. Хорошая работа, необычная. Надо бы в увеличительное стекло посмотреть. И что же написано в этой книге? – спросил шутливо.
«Надо позвонить Серегину. Назначить встречу», – застав врасплох, ворвалась назойливая мысль.
– Я еще не дочитала, дорогой. Правда, осталась всего одна страница, – попыталась отшутиться она. – Дочитаю – расскажу. Совсем скоро. Обещаю.
– А сейчас не хочешь ничего рассказать? – Николя сжал ее ладонь.
– Пусти, – выдернула руку, поднялась и подошла к открытому окну. – Хорошее утро. Видно, жарко сегодня будет. Вон солнце какое! Город пустой. Суббота. Все разъехались. У тебя какие планы? – спросила, не поворачиваясь.
– Встреча с бароном Миллем, – Николя сделал вид, что не обратил внимания на смену темы разговора. – Идти не хочется, но придется.
– Во сколько?
– В три, – ответил Николя, бросив взгляд на часы. – Еще не скоро.
– Отлично, – повернулась к мужу. – Тогда я на это время, пожалуй, договорюсь с мсье Пуаре насчет примерки. За неделю до поездки заказала ему платье. Уже все сроки прошли, неловко. А потом ты куда?
– Мы приглашены на вечер к Мережковским на рю Колонель Бонне. Пойдешь?
«Нет, лучше скорее, – подумала Ирина. – Я должна все закончить сегодня. Ждать…»
– …я не могу.
– Чего ты не можешь? – услышала голос мужа.
«Господи, похоже, я произнесла последние слова вслух».
Телефонный звонок прозвучал вовремя. Николя подошел к аппарату и поднял трубку.
– Алло! Добрый день. Конечно, узнал. Сегодня? Ну, если это настолько важно, я приеду, но не ранее десяти. Раньше? Нет, к сожалению, раньше не смогу. Хорошо. Рад, что ты позвонил.
«Мужчина…» – обрадовалась Ирина.
– Итак, чего ты не можешь? – Николя положил трубку и повернулся к жене.
– Если честно, дорогой, сегодня вечером мне никуда идти не хочется. Я еще не пришла в себя после дороги, чувствую себя совершенно разбитой, и потом…
– Не стоит беспокоиться, – остановил ее Николя. – Я подтвердил, что буду один, когда еще не знал о дне твоего возвращения. Не хочешь – не ходи! Пока никто не знает о твоем приезде. Скажу, что приезжаешь завтра. Только придется мне после Мережковских прокатиться к одному человеку. Думаю, это не надолго. Потом домой. Вечером повеселю тебя ужасными рассказами о мадам Гиппиус. Кстати, тебе не страшно, дорогая? – Глянул испытующе.
– Страшно? О чем ты? – Ирина нахмурилась.
– Не страшно отпускать меня одного?
Ирина удивленно подняла брови.
– Ходят слухи, – Николя, пряча улыбку, понизил голос, – что коварная Гиппиус требует, чтоб ее многочисленные поклонники – те, что женаты, – отдавали ей свои обручальные кольца и что она нанизывает их на цепочку, в изголовье кровати. Вот приду вечером без обручального кольца, что будешь делать?
– Убью Гиппиус, – полушутливо сказала Ирина.
«Главное, чтобы Серегин был в Париже».