Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо

«Как “парни Бентли” умудряются выигрывать гонки на таких авто? Этот “Бентли Ле-Ман” с семидесятисильным мотором ползет, как черепаха! – раздраженно думал Николя, нажимая на педаль акселератора и пугая крякающим звуком рожка зазевавшихся прохожих. – Итак, по словам Софи, предыдуший муж Ирэн Николай Ракелов был расстрелян у нее на глазах. Из доклада мсье Поля известно о поездке Ирэн в подмосковный санаторий к некоему Якову Ракелову, который скончался сразу же после ее визита. Далее странное происшествие в ресторане. Два человека, сидевшие с Ирэн за одним столом, умерли от загадочного пищевого отравления, после чего она при помощи мсье Поля незамедлительно покинула Россию. Софи сказала, что убийц было четверо. Значит, остался один. И, похоже, это Серегин. Если это так, тогда все, что происходило в последние месяцы, становится понятным. Главное, чтобы Ирэн сейчас была дома! Помешать я ей не смогу, да и не стану. Она все равно сделает то, что задумала. А мешать – значит потерять. В Советской России правосудия ей не найти. Правосудие и диктатура – несовместимы. Уничтожение социально чуждых элементов – флаг их революции. Значит, я должен помочь Ирэн или хотя бы подстраховать, – нажал на педаль тормоза. – И тормоза никуда не годятся!» – поморщился он, выпрыгнул из авто и бегом поднялся на второй этаж.

Ключ никак не хотел влезать в замочную скважину. Наконец открыл дверь. В квартире никого не было. 

* * *

Ирина сидела на стуле рядом с кроватью и смотрела на спящего Серегина.

«Последний… – подумала она, почувствовав внезапно подступивший к горлу комок и ощущение пустоты. – Первый, тот, который говорил лучше всех, словно в насмешку, был лишен Богом дара речи и умер от слов. Моих слов, – горько усмехнулась. – Двое других скончались в мучениях, но в неведении. Четвертого нельзя так просто отпускать… «Есть упоение в мести», – вдруг вспомнила давний разговор с Шаляпиным.

Серегин зашевелился, причмокнул губами и засопел.

«Что сказать этому выродку, когда он очнется? Прочесть приговор? Банально. Как в дешевой пьеске. Спросить, за что убил безоружного Ники? Да сколько их было в его жизни – безоружных! Никто не знает, кроме него самого. А сам он, без сомнения, не считал. Так что же я хочу услышать от Серегина? – спросила сама себя. – Слова раскаяния? Нет. Каяться – удел верующих, сбившихся с пути. А у него Бога нет. У него внутри дьявол, который выдал себя за Бога. Говорил правильные слова, но вел по неправедному пути, отобрав душу. Хотя, – задумалась она, – отобрать можно только жизнь. Душу насильно отобрать нельзя. Души отдают добровольно. Но без души – нет человека. И единственное, что тогда остается внутри, – это страх. Да-да, именно страх! И я хочу увидеть в его глазах страх, потому что его страх непременно станет частицей одного большого страха, который потом, до самой смерти, будет приходить ко всем таким, как он, нелюдям, помимо их желания. А вина их в том, что отняли у меня и таких, как я, беженцев, самую большую любовь – Россию, которая и не страна вовсе, а составная часть крови каждого русского человека, хочет он того или нет. Потому-то и текло столько крови по русской земле, что вместе с кровью любовь выпустить хотели. И обеспамятить. Но просчитались. Кровь, пропитанная любовью, впитавшись в землю, непременно возродит Россию. Неизбежно. Сколько бы лет ни прошло. Иначе и быть не может».

«Для того, чтобы вновь родиться, надо сначала умереть. Дух России, как феникс, возрождающийся из пепла, снова оденется в тело черное, белое, красное», – вспомнила слова Порфирия… 

* * *

– Мсье Поль! Слава Богу, вы на месте! – Николя старался говорить спокойно. – Вы знаете, где она сейчас? Отлично! Я восхищен профессионализмом ваших людей! Боюсь, что она попытается его… Ну, вы поняли… Откуда знаю? Расскажу при встрече, а пока прошу, постарайтесь ее подстраховать. Я выезжаю к вам… Почему нельзя? Но… Ну хорошо, хорошо, считайте, что вы меня убедили. Не буду повторять вам, что для меня значит эта женщина… Хорошо, буду дома у телефонного аппарата. Держите меня в курсе событий. 

* * *

«Пора бы ему проснуться», – подумала Ирина и, взяв одной рукой револьвер с коленей, другой толкнула Серегина в бок. Тот шевельнулся, белесые ресницы мелко задрожали, глаза с трудом приоткрылись. С хрустом потянулся и попытался опустить руки. Шелковые шнуры натянулись. Недоуменно задрал голову вверх и скосив глаза, дернул одной рукой, потом другой. Перевел озадаченный взгляд на Ирину и тряхнул головой, пытаясь отогнать сон.

– Ты че, Ир? Привязала меня, что ли? – дернул ногой. – Зачем? – скривился в улыбке. – Хотя, может, ты и права, – ухмыльнулся самодовольно, – мне для етого дела руки не нужны. Только брюки мои тебе придется самой стянуть, – глаза возбужденно заблестели.

Ирина смотрела молча.

Серегин облизнул пересохшие губы.