Она кивнула и, провожая взглядом Тушкевича, соображала, как бы выпроводить Мальцева, который, оставшись с ней один на один, попыхивал папиросой, постукивал вилкой по краю тарелки и поглядывал плотоядно, видно, сомневаясь, можно ли говорить с ней напрямую, без обиняков о тех естественных и понятных вещах, которые возникают в голове каждого нормального чуть выпившего мужика при виде красивой бабы, хоть бы и иностранки. Не решился, опустил голову, прислушиваясь к чему-то внутри себя, раздавил папиросу о дно пепельницы и, опершись на стол, тяжело поднялся, опрокинув стул.
– Пожалуй, товарищ Зинаида, я на время тоже отчалю. А то у нас на флоте не принято товарища одного оставлять, – указал головой в сторону выхода. – Но не надолго, – глянул с пьяной усмешкой. – Смотри тут у меня, – погрозил пальцем и, неестественно прямо держа спину и чуть покачиваясь, двинулся между столиками к метрдотелю, лицо которого осветилось подобострастной улыбкой, а тело сломалось в поклоне. – Слышь, браток, – донесся до Ирины подобревший голос бывшего матроса, – проводи-ка меня прямым курсом до заведения…
Со стороны сцены послышались гитарные переборы, известившие о начале выступления. Женщина, окинув долгим тоскливым взглядом немногочисленных гостей, затянула романс про милого друга, который ее покинул и не смотрит на нее.
Официанты торопливо расставили на столе тарелки с осетриной, украшенной зеленью и ломтиками лимона, подняли мальцевский стул, смахнув с него несуществующую пыль, и поспешно ретировались ближе к кухне.
«Пора открывать книгу! – решила Ирина и, сделав вид, что поправляет веточку зелени на блюде Тушкевича, высыпала из перстня немного коричневого порошка в ореховую подливку. – Теперь матрос», – потянулась было к тарелке на противоположной стороне стола, но заметила Тушкевича, который с умиротворенным лицом вошел в зал. Сделала вид, что протягивала руку за спичками, лежащими на пачке папирос у тарелки Мальцева, и приветливо улыбнулась сотрапезнику.
– Хорошо, что вы пришли! – чиркнула спичкой и закурила. – Ну сколько можно играть эту заунывную музыку? – указала головой в сторону сцены. – Право, будто хоронят кого-то! – воскликнула почти возмущенно. – А ведь никто не умер пока, – сказала с ласковой улыбкой. – Пойдите и скажите, пусть сыграют что-нибудь другое! – приказала капризным голосом.
– О, даже не беспокойтесь, Зиночка! Это мы мигом организуем! – с готовностью воскликнул Тушкевич и направился к сцене.
Ирина, не сводя глаз с его сутуловатой спины, потянулась к тарелке Мальцева, будто бы положить спички на место, и быстрым движением открыла перстень.
Мальцеву досталось больше, чем Тушкевичу.
«Так он и сам больше», – усмехнулась она.
Романс прервался, будто певица неожиданно для себя самой глотнула воды. Тушкевич, размахивая руками, что-то объяснял музыкантам.
«Все! – откинулась на спинку стула. – Теперь надо, чтобы они съели рыбу, и подождать полчаса», – посмотрела на часы.
Она не испытывала страха или сожаления. Наверное, эти чувства придут потом. Просто она должна была это сделать. Потому что иначе никак нельзя. Показалось даже, что ненависть ушла, уступив место ожиданию. Кто будет первым?
– «Очи черные» для вас, Зиночка, заказал, – сообщил вернувшийся Тушкевич и опустился на стул.
Со сцены донеслась знакомая мелодия.
Тушкевич наклонил голову к тарелке, внимательно рассматривая блюдо, и втянул воздух, принюхиваясь, как собака, к аппетитной косточке.
– Кажись, осетринка?
– Осетринка, – безмятежно улыбнулась Ирина.
– Я рыбку люблю-ю, – протянул он. – А вот кстати, – вдруг указал на руку Ирины, – перстенечек-то какой у вас примечательный! – посмотрел, показалось, подозрительно. – Весь вечер рассматриваю. Будто книжечка какая, – его бегающие глазки вдруг остановились, вглядываясь в Ирину.
– Подарок… от доброго друга… – Она заставила себя улыбнуться.
– Открывается книжечка? – поинтересовался он.
– А как же книгу читать, если не открывать? – попробовала отшутиться Ирина.
– Это верно, – Тушкевич взял вилку. – А я вот любил в юности книжонки всякие почитать, – вдохновенно сообщил он. – Книжка ведь это что? – задал риторический вопрос. – Книга, как известно, источник знаний и жизненных сюжетов! – наживил кусочек осетрины на вилку. – Иной раз, бывало, так увлечешься, читая, что представляешь, будто ты герой какой! – положил рыбу в рот.
– Свистать всех наверх! – пророкотал вернувшийся к столу Мальцев. – Ну! – строго, как муж, глянул на Ирину. – И как вы тут без меня? – подозрительно посмотрел на вдруг засуетившегося приятеля. – Не скучали? – спросил ревниво.
– Вот, музыку заказали, – будто оправдываясь, пролепетал Тушкевич.
– Покушайте, Петр Петрович, а то остынет, – Ирина заботливо придвинула тарелку ближе к Мальцеву.
– Остынет – подогреют! – пробасил тот, бросив взгляд на метрдотеля, который с готовностью закивал, приложив руки к груди. – Чегой-то? Рыба, что ли? – поморщился. – Честно сказать, я рыбу не очень уважаю, ну, кроме селедки под водочку, конечно. На флоте вот так наелся! – провел ребром ладони по горлу.