Она последовала за ним к скульптуре, установленной в конце дорожки, состоящей из большого каменного шара, покоящегося на каменном кубе. Хелена знала, что это «камень удачи»; во многих магазинах Веймара можно купить уменьшенные копии в качестве сувенира.
Лудольф снял одну из своих кожаных перчаток, положил голую руку на каменный шар и произнес:
– Может, это принесет мне удачу? С нетерпением жду.
Хелена ощутила порыв сделать то же самое. Кто знает, возможно, удача передается из особых мест и предметов, и немного удачи ей не помешало бы. Но в то же время у нее возникло ощущение – этот импульс исходил не от нее, а извне, – что это Лудольф каким-то образом воздействовал на нее и что, если она тоже положит голую ладонь на камень, он дотронется до нее, а лишь мысль о его прикосновении по-прежнему вызывала у нее мурашки по коже.
Несомненно, Лудольф намеревался направлять разговор в то русло, которое считал романтичным. У Хелены появилась идея, как этого можно избежать.
– Могу я вас кое о чем спросить? – сказала она.
– О чем угодно, Хелена, – ответил Лудольф масленым голосом.
– Евреи, которые еще не покинули Германский рейх… которых сейчас выслеживают и увозят… Что с ними происходит?
Он резко отдернул руку от скульптуры.
– С чего у вас возникло такое предположение, что мне об этом известно?
– Я запросила ваши данные.
– Ах вот как? Это так легко делается, когда работаешь в Управлении национальной безопасности?
– Вы можете быть шпионом, который пытается выведать через меня государственные тайны. Мой трудовой договор обязывает меня проявлять предельную осторожность.
– Хм, так, конечно, тоже можно истолковать. – Он снова надел свою черную перчатку. – И? Что же вы обо мне узнали?
– Вот именно: ничего. Вы один из, вероятно, сотни людей в Рейхе, чьи данные особенно защищены.
Он улыбнулся.
– Приятно узнать. Тот, кто это организовал, несомненно мудр.
Хелена глубоко вздохнула.
– Я слышала, что всех евреев отправляют в лагеря. Так же как вначале поступали с врагами государства. Коммунистами. Социал-демократами. Цыганами.
– И с вашим дядей.
– И с моим дядей.
– Когда это было?
– В 1933 году.
– Значит, он наверняка был из тех людей, которых задерживали, чтобы не подвергать опасности движение национал-социалистической революции. Полагаю, он считался сопротивленцем?
– Насколько мне известно. Он не был согласен с Гитлером.
– В то время заключали под стражу сопротивленцев, а также людей, которые из-за коррупции, бесхарактерности, асоциального поведения и тому подобного оказались бесполезными и опасными для общества. Цель состояла в том, чтобы через труд и порядок сделать их социально приемлемыми. Что, по большей части, успешно происходило.
– Мой дядя умер вскоре после того, как его выпустили.
– Мне очень жаль. – Он посмотрел в сторону дома, рядом с которым теперь собралась небольшая группа людей – две женщины и трое пожилых мужчин, они стояли перед стендом и читали статью. – Продолжим нашу прогулку по парку? – предложил он.
Хелена кивнула. Они вышли из сада домика Гете и двинулись по пешеходному маршруту.
– Я имею отношение к операции по выслеживанию евреев, – поспешно рассказала она, чтобы не дать ему возможность сменить тему. – Анализирую соответствующие данные для полиции, и узнала, как скрывавшиеся евреи были обнаружены и отправлены в концентрационный лагерь в Аушвице. И мне интересно, для чего это нужно.
Некоторое время он молча шел рядом с ней. Его трость отбивала настолько ровный такт, словно устройство, тянущее его вперед.
– Всё довольно сложно, – произнес он наконец. – Как известно, национал-социалистическое мышление основано на убеждении, что важнейший долг народа заключается в том, чтобы защищать себя, свою кровь, свою расу от постороннего влияния. Впрочем, мы не делаем ничего такого, чего бы не совершали на протяжении тысячелетий сами евреи, которые всегда считали мерзостью смешиваться с неевреями. Но вот в начале прошлого века возникло духовное течение, так называемое Просвещение, предполагающее, что все люди «равны» – какой бы смысл в это ни вкладывался, ведь совершенно очевидно, что это
– До перехода в гимназию у меня была подруга, которая даже не знала, что она еврейка, – сказала Хелена. – До тех пор, пока ей не пришлось пересесть назад. Она эмигрировала в Америку вместе со своей семьей, и я больше никогда о ней ничего не слышала.
Лудольф кивнул со знанием дела.
– Да. Таких историй много. К сожалению, нужно заметить: поведение, типичное для евреев.