– Произошло, – услышал он ответ своего начальника. – Ситуация, в которой мы можем доказать пользу нашего ведомства для всего рейха. При условии, что мы окажемся достаточно быстрыми.
Дым бесчисленных сигарет уже заполнил комнату для переговоров, когда прибыл Леттке. Остальные сидели вокруг стола, что-то неразборчиво царапали цветными карандашами на лежащих перед ними листах бумаги, дискутировали о «стиле», «образцах предложений» и «типичных оборотах».
Леттке пододвинул стул, сел на него и спросил:
– А что, собственно говоря, происходит?
Адамек протянул ему лист бумаги.
– Прочитайте.
Леттке посмотрел на этот лист. На самом верху было написано «
Текст начинался следующим образом: «
Продолжалось в том же духе. Далее следовали цитаты из Фридриха Шиллера и Гёте, и в заключение было сказано: «
Он поднял глаза.
– Что это? Что означает «Белая роза»?
– Именно в этом и заключается вопрос, – ответил Адамек. – Кто-то напечатал эту листовку, причем, по-видимому, на механической пишущей машинке, растиражировал ее, используя самые простые механические средства, и разослал неизвестному количеству получателей. Все, что нам известно, – так это то, что триста пятьдесят получателей сдали их в гестапо.
– Листовки? – повторил Леттке, все еще не в силах в это поверить. – По
– Да, – подтвердил Адамек.
– Это же так… допотопно. Чего только стоят почтовые расходы! Таким путем невозможно охватить значительное количество получателей, по сравнению с глобальной сетью!
– Зато так их невозможно отследить.
– Ах да. – Теперь Леттке стало понятно, в чем заключалась проблема. – Верно.
Добришовский наклонился.
– Вот почему я говорю: единственное, что нам остается, так это лингвистический анализ. Если мы ограничимся только теми фрагментами текста, которые были написаны авторами листовки, то бросится в глаза, что они пишут очень витиевато, прямо-таки в патетическом стиле. Это очень длинные предложения – так пишут только те, кто много читает и сам много пишет.
– Во всяком случае, это написала не коммунистическая группа рабочих, – сказал Кирст, прикуривая новую сигарету от предыдущей. – Предполагаю, это студенты. Гуманитарии, быть может. Литература. Что-то в этом роде.
– По крайней мере, это люди, от которых можно ожидать, что они когда-либо высказывались на Немецком форуме, – продолжил Добришовский. Его почти лысый череп блестел от пота. – Вот почему я говорю, давайте разобьем текст на характерные части и поищем на форуме каждый из них! Там наверняка отыщется та или иная формулировка, которую они уже использовали однажды.
Адамек придвинул свое инвалидное кресло поближе к столу, чтобы опереться локтями о столешницу, сложил руки и взглянул на Леттке.
– Вы занимаетесь, так сказать, с противоположным знаком, у вас же весьма похожий проект в Америке. Как, думаете, нам следует поступить?
Мёллер потер заметно небритый подбородок. Как долго остальные уже здесь сидели?
– Если это иностранные агенты, то они чертовски хорошо владеют немецким языком, – пробормотал он.
Леттке еще раз посмотрел на листок в своей руке, задумался.
– А как же конверты? Их тоже сдали? – спросил он.
– Некоторые – да, – ответил Адамек.
– Когда были отправлены письма?
– В субботу. Все почтовые штемпели датированы 27 июня.
– А откуда?
– Согласно почтовым штемпелям, письма были брошены в Мюнхене, Аугсбурге, Ульме и Штутгарте.
– По штампам можно установить, в какие ящики?
– Нет. Письма проштампованы одинаково по почтовым округам.
– Есть ли свидетельские показания, как кто-то бросает в почтовый ящик необычайно большую кипу писем?
Адамек покачал головой.
– Таких свидетелей, разумеется, ищет полиция, но это не наша сфера влияния, – пояснил он. – Я хотел бы решить проблему с помощью средств, которые доступны именно нам. И по возможности быстрее, чем гестапо.