Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни

Дхарма понимает, что человеку выгодно плохо себя знать. В идеальном мире все ежедневно спрашивали бы себя: «Кто я такой?», а поскольку «Я» постоянно меняется, ответ каждый день был бы новый. Индия многие сотни лет ждала, когда же настанет идеальная жизнь. Законы дхармы учат, как выстроить личность, которая с гарантией будет одобрена Господом. Собственно, нечто подобное есть в любом традиционном обществе, однако в Индии жизнь каждого человека пронизана той же силой, которая поддерживает весь тварный мир. Как в той легенде о Кришне: бросишь свой шест — значит, не будешь исполнять свою часть работы по поддерживанию холма над деревней. (Кстати, на санскрите слово «дхарма» родственно глаголу «дхар», который означает «держать» или «поддерживать». А этот глагол даже старше санскрита, он происходит из праиндоевропейского языка, то есть это одно из самых древних слов — и понятий — в человеческом языке.)

Со стороны может показаться, будто дхарма только мешает жить, потому что требует косного следования традиции; да, несомненно, в Индии человек, который ходит в ту же школу, что и все его предки и родственники, избирает ту же профессию, что и его отец и дед, и всю жизнь живет в родном доме, достоин всяческого общественного одобрения. И если не вырос в этой системе, кажется, будто он просто следует по наезженной колее. Однако стоит взглянуть на обратную сторону медали — и станет ясно, что воплощать американскую мечту сущее безумие. Юные американцы ждут не дождутся, когда можно будет покинуть отчий дом, найти любую работу, лишь бы не ту, что у родителей, и переехать в город, где живется лучше, чем там, где они родились и выросли.

Я ругаю себя за то, что первые годы в Бостоне жил недостаточно осознанно. Не обращал внимания на очевидные сигналы мироздания. Так что меня ждало потрясение — я понял, как хрупко человеческое счастье. Никто не предупреждал меня, сколь рискованно разрываться между двумя мирами. Мечты сбывались на американской стороне. И разве можно нарушить дхарму, когда трудишься ради нее, не поднимая головы?!

* * *

Представьте себе, что на прием к психиатру приходит женщина за тридцать. Она здесь впервые, поэтому он собирает ее анамнез. В целом она здорова, но у нее двадцать пять кило лишнего веса. Она замужем, домохозяйка, у нее пятеро детей. Муж у нее временно без работы. Психиатр все это записывает.

– Ну, и что привело вас сюда? — спрашивает он.

– У меня почему-то очень подавленное настроение, — отвечает пациентка, — а в чем дело, я не понимаю.

Это не черный анекдот, какими часто делятся врачи. Это подлинный случай из практики одного моего знакомого молодого психотерапевта. Именно так, можно сказать, и обстоят дела в нашей профессии: объяснить, почему пациенту плохо, не его задача, а наша, даже если причины должны быть ему очевидны. Правда, сегодня эта женщина выразилась бы иначе: «Доктор, у меня ожирение, пятеро детей и муж, которого выгнали с работы. Скажите, это лечится таблетками?»

Меня не перестает удивлять, как много в Америке больных, которые слепо верят в таблетки от всего на свете. Им бесполезно объяснять, что к болезни иногда предрасполагает образ жизни, и тем более они не верят в самый простой выход из положения: измени образ жизни — и поправишься. В клинике Лейхи я был на вторых ролях, а лечиться к нам приходили люди обеспеченные, зачастую очень влиятельные. Например, к нам обратился один профсоюзный лидер, в силах которого было определить, как проголосуют на выборах миллионы рабочих — и при этом он был чудовищно тучен, с трудом дышал и с утра до ночи курил, как паровоз, и злоупотреблял спиртным. Ну, и чем я мог помочь такому больному? Начальство распорядилось предельно ясно: «Будьте с ним помягче и ни в коем случае не говорите правды».

Сегодня такое поведение считается нарушением врачебной этики. А тогда главным этическим соображением считалось бережное обращение с чувствами больного. Онкологическим больным не сообщали диагноз — это было не принято. Пациент не имел права его знать, да многие и не хотели, потому что боялись. Во многих странах такое положение дел сохраняется и по сей день. Я читал, что японскому императору Хирохито, который умер от рака двенадцатиперстной кишки в 1989 году, так и не сказали, чем он болен, хотя еще осенью 1987 года сделали операцию. А я вот пришел к мысли, что нарушение врачебной этики — это как раз не говорить больным, как болезнь повлияет на их образ жизни.