Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Огнев часто рисует гротескные сцены смерти, убийств и насилия, используя их для пропаганды классовых идей; так, в рассказе «Собачья радость» (1927) голодные собаки, которых давно не кормили, загрызают и съедают своего хозяина, старого аристократа, который любил и уважал их больше, чем своих крестьян, так как предполагал в них «существование собачьей души» (1928: 159)[157], при этом явно сомневаясь, что человеческая душа есть в простолюдинах. В другом рассказе персонаж из народа убивает классового врага в неконтролируемом порыве общественно-политического гнева (инцидент происходит во время допроса). Убийство не производит заметного впечатления на присутствующих, а труп в буквальном смысле «выметают» из комнаты две уборщицы, «вооруженные метлами» [Огнев 1933: 223]. Возможно, уборщицы берут пример с Ленина, который на известном плакате 1920 года очищает мир от «нечисти» большой метлой. Такие гротескно-примитивные сцены свидетельствуют о вере автора в то, что кладбище Старого мира будет стерто с лица земли вместе со всеми его «трупами». Обитатели очищенного Нового мира, «люди новорожденные», одержат победу над «несуразными образинами, псиными, свиными <…>», «питающими своим мясом и жирами смерть» [Пакентрейгер 1930: 75].

Однако, чтобы победить смерть, недостаточно уничтожить классовых врагов, этих жирных «носителей смертной заразы». Что же еще необходимо делать? Повесть Огнева «Евразия» (1922) содержит большинство параметров программы спасения и поэтому представляет особый интерес для подробного рассмотрения и для ответа на заданный выше вопрос. Так или иначе эта программа отражена и в других рассказах 1920-х годов, к которым я буду обращаться, если понадобится дополнительный материал.

Поскольку «Евразия» – не очень известное произведение, его пересказ может оказаться полезным, особенно ввиду того, что текст чрезвычайно «остраннен» приемами орнаментализма, такими как хронологическая путаница, резкие сюжетные скачки, сдвиги нарративной перспективы, эллипсисы, графическая организация текста.

Действие повести начинается во время Первой мировой войны. Главный герой, поручик Раздеришин, добившийся признания начальства, извлекает из этого обстоятельства немалую выгоду, в то время как рядовым солдатам империалистическая война приносит лишь невероятные страдания. У Раздеришина есть невеста Валя. В нее влюблен также Арбатов, друг детства Раздеришина, который, в отличие от последнего, не ищет военной славы и карьеры. Наступает время, когда старая имперская Россия, столь охотно вступившая в войну и слепо продолжавшая ее, невзирая на бесчисленные потери, терпит поражение, а Октябрьская революция уничтожает то, что от этой России осталось. Все это, однако, не влияет на имперскую идеологию Раздеришина, окрашенную в скифско-евразийские тона.

Раздеришин – враг британского империализма и мечтает о государстве, объединяющем Восток (Азию) и Запад (Европу) под эгидой воссозданной старой России как соперницы Англии в имперских притязаниях. Вдохновленный этими грезами, Раздеришин после революции отправляется в Турцию, чтобы собрать войска для продолжения военных действий; однако ему удается завербовать только одного турка, готового стать его соратником в замышляемой партизанской войне против Британии. Воображая себя новым воплощением легендарного персидского царя Дария, Раздеришин погружается в навеянные опиумом грезы об обширной скифско-монгольско-персидско-русской империи – Евразии, которой будет править он сам (1928: 112–113). В этих наркотических фантазиях ему видится прекрасная юная «Евразия», вымышленная женщина, в которой соединились черты его русской невесты Вали и влюбившейся в него местной турецкой девушки. Ради нее Раздеришин вместе со своим единственным турецким последователем затевает личную войну против Англии.

Неудивительно, что эта «кампания» завершается крахом. После гибели своего турецкого союзника Раздеришин решает вернуться в большевистскую Россию. Здесь его единственным соратником оказывается бывший помещик Бубнов, отец Вали. Сама Валя, как и молодой Арбатов, принимает сторону Нового мира, и они влюбляются друг в друга, тогда как старик Бубнов по-прежнему всецело принадлежит Старому миру. Потеряв свое имение, он становится священником, но не по зову сердца, а в поисках источника надежного дохода. В рассказах Огнева православные священники, как ни странно, предстают как привилегированный общественный слой даже в советской России начала 1920-х годов.