Упражнения

– Я всегда знала, что ты придешь… Я была очень терпелива, но я знала… а ты не знал. Ты меня слушаешь? Хорошо. Потому что теперь, когда ты здесь, тебе следует знать. Я ждала очень долго. Но ты об этом никому не рассказывай. Даже самому близкому другу, и хвастаться этим не надо, как бы тебе этого ни хотелось. Это ясно?

– Да, – проговорил он. – Это ясно.

Когда он проснулся, за окном стемнело, ее не было рядом. Воздух в спальне холодил ему нос и уши. Он лежал на спине и нежился в удобной кровати. Снизу раздался стук отворенной и захлопнутой входной двери, а потом он услышал знакомое тиканье, но не смог определить, откуда оно доносится. Так он с полчаса пролежал в полудреме, ныряя в обрывки снов. Если конец света отменится, то конец семестра обязательно наступит через пятьдесят четыре дня. Он поедет в Германию, чтобы провести с родителями рождественские каникулы, и такая перспектива его и радовала, и казалась неимоверно скучной. Зато ему нравилось думать о разных этапах путешествия: поезд от Ипсвича до Мэннингтри, где река Стаур уже не разливается от приливов; там пересадка на Харвич, потом ночной паром до Хук оф Холланд, потом нужно перейти через железнодорожные пути рядом с пристанью, сесть на поезд до Ганновера и всякий раз, делая пересадки, ощупывать внутренний карман школьного блейзера и удостоверяться, что он не потерял паспорт.

Он быстро надел одежду, которую она дала ему поносить, и спустился вниз. Первое, что бросилось ему в глаза, – его велосипед, прислоненный к маленькому роялю. Она была в кухне и заканчивала мыть посуду.

Она крикнула:

– Тут твой велик будет целее. Я говорила с Полом Бондом. Ты знал, что я занимаюсь с его дочкой? Ты вполне можешь остаться здесь на ночь.

Она подошла к нему и поцеловала в лоб.

На ней было голубое вельветовое платье с большими синими пуговицами спереди. Ему нравился ее уже знакомый парфюмерный аромат. И ему показалось, что он впервые по-настоящему оценил, какая она красивая.

– Я сказала ему, что мы упражняемся в исполнении дуэта. Ведь так оно и есть.

Он выкатил велосипед через кухню в сад и поставил его у сарая. Ночь была звездная, в воздухе чувствовалась близкая зима. На лужайке, которую он очистил от палой листвы, виднелась первая изморозь. Она хрустела под подошвами, когда он шагал прочь от освещенного окна кухни, чтобы рассмотреть в небе смазанную развилку Млечного Пути. Вселенная даже не обратит внимания на Третью мировую войну.

Мириам позвала его из раскрытой кухонной двери:

– Роланд, ты же закоченеешь! Иди в дом!

Он тотчас пошел к ней. В тот вечер они снова играли сонату Моцарта в четыре руки, и на этот раз он играл более выразительно и в точности соблюдал все знаки динамических оттенков. В медленной части он постарался повторить ее отточенное плавное legato. А играя allegro molto, так энергично дубасил по клавишам, что весь коттедж, казалось, затрясся. Но это не имело значения. Они оба только посмеялись. Под конец она стиснула его в объятиях.

Наутро он спал допоздна. Когда он спустился вниз, уже и обедать было поздновато. Мириам на кухне готовила омлет. На кресле и на полу валялись страницы воскресной газеты «Обсервер». Ничего не изменилось, кризис продолжался. Заголовок был недвусмысленный: «Кеннеди: никаких договоренностей, пока кубинские ракеты не будут выведены». Она дала ему стакан апельсинового сока и заставила сыграть с ней еще один дуэт Моцарта, на сей раз фа-мажор. Он играл с листа. Потом она сказала:

– Ты играешь полуторные ноты как джазовый музыкант.

Это был упрек, который он воспринял как похвалу.

Когда они наконец сели за стол и она включила радиоприемник, чтобы послушать новости, сюжет получил развитие. Кризис миновал. Они слушали рокочущий голос с властными интонациями, который сообщил о разрешении конфликта. Между лидерами обеих держав произошел обмен важными посланиями. Русские корабли отправились восвояси, а Хрущев должен был приказать вывести с Кубы ракеты. Согласно общему мнению, президент Кеннеди спас мир. Премьер-министр Гарольд Макмиллан позвонил ему и передал свои поздравления.

День осеннего равноденствия уже миновал, и низкое предзакатное солнце на безоблачном небе сияло сквозь застекленную часть кухонной двери, освещая крохотную гостиную и разбрасывая золотые блики по столу. Поедая свою порцию омлета, Роланд опять почувствовал предательское желание поскорее уехать отсюда по уже мысленно выбранному маршруту. Не выйдет. Ему уже было сказано, что, покуда она гладит его выстиранные вещи, он должен вымыть посуду. Она заслужила право указывать ему, что делать. Но так уж у них повелось с самого начала.

– Такое облегчение! – несколько раз повторила она. – Ты рад? По твоему лицу не скажешь.

– Рад! Честно. Это так здорово! Такое облегчение!

Но она его видела насквозь. Где-то под слоем наигранной веселости таилось не осознававшееся им самим чувство, что его обманули. Мир будет существовать, как и раньше, и он не испарится. И ему ничего не пришлось делать.

* * *