«Упрямец» и другие рассказы

Охваченный тоской, я сидел в квартире ее кузена, дожидаясь его возвращения. Дождался. Два часа напролет развертывал перед ним душераздирающую картину будущих каникулярных страданий. И, наконец, получил добрый дружеский совет:

— Приезжай ко мне в гости — другого выхода нет!

Прослезившись, я обнял его.

В гости…

Двадцать восемь километров по занесенному снегом шоссе. Я коченел, зарывшись в солому на попутных санях, запряженных волами, отогревался на мельницах, попадавшихся по дороге. А мои многострадальные башмаки расползлись совершенно…

На карте это — село, а в действительности — маленький курортный городок, разбогатевший на доходах от минеральных ванн. Большие отели, пансионы, виллы, огромный сосновый парк, заснеженные аллеи и доносящиеся издалека песни влюбленных.

Очищенный дорожными страданиями, я воистину достиг того волшебного рубежа, где юность превращает жизнь в сказку.

Разве не сказочен этот занесенный снегом маленький городок?

И разве то большое здание на холме — это отель? Нет, это волшебный дворец, в котором живет и томится в ожидании Она — Астарта, моя единственная возлюбленная, моя сбывшаяся мечта.

Приезд гимназистов на каникулы — праздник для городка. Они привозят с собой спектакль, срепетированный в гимназии. Они устроят вечер, веселье, танцы.

Мои приятели сооружали декорации, мастерили из шерсти парики, бороды и усы, репетировали и во все горло распевали песни. Я следил невидящим взглядом за их дружной работой, бродил, продрогший, по парку, часами не сводил глаз с большого отеля на холме и ждал…

Ждал таинственного знака из чертогов своей богини.

И знак явился.

Явился просто — так, как обычно бывает в сказках. Принес его вестник. Маленькая записка, бисерный почерк:

«Приходите к нам в гости, буду очень рада. Жду вас к шести часам».

Шесть часов. Стрелки на часах отеля, кажется, примерзли к цифре «два», но сердце само отметило торжественный миг, когда я ступил на дорожку, ведущую к вершине холма.

С каким же трепетом она, должно быть, ждала меня! Сама встретила в дверях — значит, вглядывалась, смотрела на дорогу из-за тяжелых штор.

Подала мне руку.

Не сказала ни слова.

Молчал и я.

Словно завороженный, иду следом за ней в ее девичью светелку.

Длинные, предлинные коридоры, устланные мягкими коврами, в которых тонут мои иззябшие ноги. Двери, двери, двери — как в сказочном царском дворце.

Вот, наконец, и последняя, заветная…

— Прошу вас.

Одинокая лампа на низеньком полированном столике.

Золотистый абажур льет таинственный свет.

Я и Она.

Хотя на синем небе нет бога, хочется вознести кому-то благодарственную молитву — молитву радости и любви.

— Прошу вас… садитесь…

Я сел.

Хорошо, что оперся поначалу на ручки. Здесь все так предательски мягко — я никак не ожидал, что утону, — впервые в жизни садился я в кресло. Пришлось почти лечь, чтобы отыскать опору.

С каким изяществом держат свои зонтики японки на абажуре…

— Я знала, что вы здесь, но не могла с вами встретиться и решила пригласить вас к нам.

Теперь моя очередь открыть, наконец, рот, поблагодарить за приглашение, рассказать обо всем, что было между нами невысказанного. Начать, скажем, так:

— Я долго ждал этого дня…

Но я лишь со слабой улыбкой взглянул на Нее. Произнес даже:

— Я…

И умолк, увидев, с каким нескрываемым сожалением разглядывает Она мои башмаки. Перевел и я на них свой взгляд, и ужас обуял меня: рыжие, усеянные заплатками, с зияющими дырами… Вода сочится с них на ковер. Абажур, как назло, подобрал, словно гриб, свои края, чтобы сосредоточить на моих башмаках весь свет лампы.

— Какой вы молчаливый! — сквозь забытье донесся до меня нежный голос. — Скажите что-нибудь…

— Хорошая комната, — выдавил я два несчастных слова.

— Да, это номер люкс, — уверенно подхватила Она, а я не смел поднять на Нее глаз. — Лучший номер отеля, комната с ванной и холл. Здесь спал его величество царь Борис Третий.

…Если б это был обыкновенный стул, я мог бы спрятать башмаки за деревянными ножками, но это проклятое низкое, пологое кресло!..

— Летом мы перебираемся на чердак, чтобы освободить все комнаты для постояльцев. Зато уж зимой я сама располагаюсь в этом номере.

Превозмогаю невыносимое смущение. Пытаюсь даже снова заговорить:

— Неужели… Неужели для вас не хватает комнат? Отель большой.

— Комнат у нас много, но в июле и августе страшный наплыв. А этот номер стоит сто пятьдесят левов в сутки. Это же деньги!

Глаза ее снова скользнули по грязным лужицам на ковре.

— Да, это деньги… — шепчу я.

— А чердак у нас просторный. Правда, мы и туда пускаем крестьян ночевать, и они так ужасно храпят. Да и духота там изрядная. Но ведь это только три-четыре месяца в году.

— Да, да… — пытаюсь я улыбнуться. — А потом ведь оттуда, так сказать… звезды видны…

— Да кому они нужны, эти звезды! — деловито махнула она ручкой, разом сбросив со счетов поэтические светила. — Звезды — это пустая забава, а летом такая уйма дел, только успевай поворачиваться. В летний сезон — самые наши доходы.

Я начинал постигать разницу между явью и розовыми моими сновидениями.