«Упрямец» и другие рассказы

Из подкатившего нового, мощного «ЗИС-110» стремительно выскочил в ловко сидящей шинели молодой стройный генерал, которому каждый дал бы не более тридцати лет, если бы только не его совершенно седые волосы. Действительный возраст новоприбывшего скрадывала добрая юношеская улыбка, сияющие светло-карие, почти золотистые глаза и какая-то очень непосредственная жизнерадостность, с первых же минут знакомства очаровавшая простосердечных работниц и рабочих.

Ужин начался торжественно.

После шумной прогулки при лунном свете, после песен под звездным пологом ночи и ожидания кулинарных чудес все возвратились, неистово проголодавшись. Тарелки с закусками — икра в белоснежной пене взбитого масла, ломтики рыбного балыка, ветчина и соленые хрустящие русские огурчики — были уже расставлены на столе, убранном сосновыми веточками и вазами с цветами.

Куриный бульон был подан лишь для того, чтобы промыть дорожку для приготовленного с помощью всевозможных алхимических таинств жаркого из зайчатины.

Его подали на больших блюдах. По ярко освещенной столовой поплыло благоухание винного соуса, приправленного лавровым листом и другими пряностями.

Первая тарелка — первому гостю. Генерал взял ее, но только затем, чтобы передать сидящей рядом с ним продавщице. Подали ему вторую тарелку, но он легко отстранил ее.

— Большое спасибо, — сказал он с улыбкой старому официанту, — но я не ем зайчатины.

Его друг — заведующий — окаменел:

— Что-о?

— Прости, дорогой, но я не могу!

Со всех сторон посыпались вопросы:

— Но почему же, товарищ генерал?..

— Ну как можно?!

— Что вы…

— Да ведь это чудесное жаркое!

— Согласен! Согласен! — смеясь прямо-таки до невозможности приветливо, отвечал генерал. — Прошу вас, не беспокойтесь обо мне! Ведь я приехал, чтобы проведать моего старого приятеля. Мне вполне достаточно всего остального, хотя хватило бы просто куска брынзы. Да вот и яблоки есть.

Но тут возникло осложнение: сначала продавщица, а за нею все остальные сотрапезники отодвинули свои приборы: если гость не желает есть, то и они не притронутся к жаркому!

Генерал был вынужден встать и объяснить всем, что у него имеются на то извиняющие его причины. Это, мол, довольно долгая история из его прошлой тюремной жизни.

— Если вы не будете иметь ничего против, я расскажу вам ее после ужина, — пообещал он.

…И вот теперь они все собрались у пылающего камина, с бокалами в руках. Подошел даже старый официант в белой куртке, с салфеткой под мышкой. Он тоже был заинтригован: впервые за свою многолетнюю службу он встретил человека, который отказался от ароматного жаркого из зайца.

Продавщица оглядела всю дружную компанию, задержала свой взгляд на язычках пламени в камине и, счастливо улыбаясь, прошептала:

— Интересно… Точно так, как в рассказах Тургенева и Мопассана!

— Кто знает… — неопределенно покачав головой, заметил генерал и начал свой рассказ:

Эта трагикомическая история произошла со мной в начале тридцатых годов, и связана она с празднованием Первого мая.

Началась она на дне «могилы», в час, отведенный для прогулок политических заключенных.

В этот единственный, такой желанный для всех нас час солнце успевало обогнуть черный купол главного здания тюрьмы и заглядывало в узкий северный дворик. Он был образован выступом многоэтажного главного здания и высокой наружной стеной тюрьмы — настоящая каменная могила. Поэтому мы и называли его так. Только около полудня на очень короткое время холодная тень почти сплошь обшитого стальными решетками главного здания прижималась к влажному фундаменту. Отодвигалась и тень высокой каменной стены с угловой наблюдательной вышкой. Тогда на дне «могилы» появлялся небольшой светлый и теплый квадрат. Мы называли его «солнечный коврик». На нем с трудом могли уместиться наши продрогшие, изнуренные вечной сыростью товарищи.

Но солнце, едва заглянув к нам, вскоре опять исчезало. Тени снова начинали расти. Поэтому мы старались не потерять ни единой животворной солнечной минуты. Прогулки под живительными лучами солнца соблюдались строго, они не отменялись даже во время подготовки к Первому мая, в которой участвовали все заключенные. Существовало категорическое предписание нашего партийного руководства:

— Никаких докладов! Никаких листовок и воззваний! Никаких заседаний и кружков! Не спать и не доигрывать шахматных партий! Как только «Смерть» откроет двери — все до одного сразу же на воздух, на солнце!

В этот час даже больные товарищи выбирались во двор — самостоятельно или с чьей-нибудь помощью, чтобы погреться, понежиться на весеннем припеке.

Мы снимали рубашки и подставляли солнцу свои спины или ложились навзничь, подостлав под себя пальто и грубошерстные одеялишки. Опытные «врачи»-массажисты доставали коробочки с мазями или пузырьки с маслом и принимались потихоньку растирать изувеченные полицейскими тела уцелевших и дотянувших до тюремного заключения подпольщиков. Кому — плечи, ребра, суставы, кому — кисти рук, ступни, изуродованные пальцы.