Упрямец Керабан

В общем, видя, какой оборот принимают дела, Скарпант мог только поздравить себя со своей выдумкой. Если бы господин Керабан, ван Миттен и Ахмет оказались под запором, то одним махом это означало и задержку в пути, и опоздание со свадьбой, а особенно немедленную разлуку Амазии с ее женихом и возможность для Скарпанта действовать в более выгодных условиях. Уж он-то Доведет неудавшуюся попытку мальтийского капитана до конца!

Подумав о последствиях этого приключения и разлуке с Амазией, Ахмет стал проникаться раздражением против своего дяди. Ведь это господин Керабан своим упрямством вверг их в затруднительное положение. Ведь это он запретил им погладить козу, чтобы подшутить над этим простаком судьей, который в конечном итоге показал себя более сообразительным, чем казалось. Кто виноват, что они попали в ловушку и теперь им не избежать хоть нескольких дней тюрьмы?

Со своей стороны, господин Керабан пребывал в глухой ярости, думая о том, что добраться до Скутари к назначенному сроку, пожалуй что, и не удастся. Еще одно проявление упрямства – столь же ненужное, сколь и абсурдное – могло стоить его племяннику целого состояния.

Что касается ван Миттена, то он смотрел в разные стороны и переминался с ноги на ногу, не зная, что делать, и боясь поднять глаза на Бруно, помня его слова:

«Разве я вас не предупреждал, сударь, что рано или поздно с вами случится несчастье?»

И, обращаясь к негоцианту с вполне заслуженным упреком, голландец сказал:

– Зачем было мешать нам погладить это безобидное животное!

Впервые в жизни господин Керабан не смог ничего ответить.

Тем временем крики «в тюрьму» стали раздаваться все громче, и Скарпант, само собой разумеется, кричал громче других.

– Да, в тюрьму злодеев! – повторил мстительный Янар, готовый самолично помочь властям, если потребуется. – Пусть их отведут в тюрьму! В тюрьму всех троих!

– Всех троих? Но ведь только один из них признает свою вину, – заметила благородная Сарабул, не желавшая, чтобы двое невинных страдали за одного.

– Это вполне справедливо! – прибавил судья. – Итак, который из вас пытался проникнуть в эту комнату?

Какой-то момент все трое обвиняемых испытывали нерешительность, но это продолжалось недолго.

Господин Керабан попросил у судьи разрешения переговорить со своими спутниками, и оно было дано. Затем Керабан отвел Ахмета и ван Миттена в сторону и сказал тоном не допускающим возражений:

– Друзья, можно сделать только одно! Нужно, чтобы один из нас приписал себе все происшедшее, в котором к тому же нет ничего серьезного.

Сам еще не понимая почему, голландец насторожился.

– Ну, – продолжал Керабан, – а выбор не оставляет сомнений. Присутствие Ахмета в Скутари необходимо для совершения бракосочетания.

– Да, дядя, да! – кивнул Ахмет.

– Мое присутствие также необходимо, поскольку я должен быть там в качестве опекуна.

– Гм? – хмыкнул голландец.

– Итак, друг Миттен, – продолжил Керабан, – возразить нечего. Нужно пожертвовать вами!

– Мной… что?..

– Нужно обвинить вас!.. Чем вы рискуете? Несколькими днями тюрьмы? Пустяк! Мы сумеем вытащить вас оттуда!

– Но… – опешил ван Миттен, которому показалось, что его личностью распоряжаются несколько бесцеремонно.

– Дорогой господин ван Миттен, – начал Ахмет, – так нужно! Во имя Амазии я умоляю вас! Разве вы хотите, чтобы все ее будущее было погублено из-за опоздания в Скутари…

– О! Господин ван Миттен, – сказала подошедшая и все слышавшая девушка.

– Как… вы хотели бы? – повторил ван Миттен.

– Гм… – проворчал Бруно, понимавший, что происходит. – Еще одна новая глупость, которую они заставят совершить моего хозяина.

– Господин ван Миттен! – еще раз обратился Ахмет.

– Это хороший поступок! – сказал Керабан, до боли сжимая руку ван Миттена.

Тем временем крики «в тюрьму», «в тюрьму» становились все более настойчивыми.

Несчастный голландец не знал больше, что делать и кого слушать. Он то кивал, соглашаясь, то говорил «нет».

И когда служащие караван-сарая уже подходили, чтобы по знаку судьи схватить всех троих, ван Миттен сказал неуверенным голосом:

– Остановитесь! Остановитесь! Мне кажется, что это я…

– Ну вот и все, – сказал Бруно.

«Опять неудача!» – подумал Скарпант, даже дернувшись от Досады.

– Это вы? – спросил судья у голландца.

– Я… да… я!

– Добрый господин ван Миттен, – прошептала девушка ему на ухо.

– О да! – прибавила Неджеб.

А что делала в это время благородная Сарабул? В этот момент она не без интереса рассматривала того, кто имел дерзость напасть на нее.

– Итак, – спросил господин Янар, – это вы осмелились проникнуть в комнату благородной курдчанки?

– Да, – ответил ван Миттен.

– Вы, однако, не похожи на вора.

– Вор? Я?.. Я – торговец, голландец из Роттердама. О! – вскричал ван Миттен, который перед подобным обвинением не мог удержать крик вполне естественного негодования.

– Но тогда… – сказал господин Янар.

– Тогда… – сказала Сарабул. – Тогда… значит, вы покушались на мою честь?

– Честь курдчанки! – вскричал господин Янар, поднося руку к своему ятагану.

– А он неплох, этот голландец, – заметила благородная путешественница, немного жеманясь.