Ups & Downs

Но… сейчас? Теперь? Я была чужаком, изгоем, да еще к тому же наложницей. Каким образом я смогу в подобной обстановке вырастить ребенка? В чужом, жестоком мире. Одна.

Я смотрю на нахмуренного Райта. На мужчину за тридцать, который скрестил руки на груди, ожидая ответа лекаря.

Он… убьет меня теперь? Или же убьет моего ребенка. Заставит меня согласиться на это убийство?

Черта с два. Я сдохну, но не отдам никому моего малыша.

Любовь. Привязанность. Связь. Все это внезапно наполняет меня Я прислушиваюсь к себе, к стуку своего сердца. И это завораживает. Это пугает и удивляет меня. Я кладу руку на свой живот, словно стараясь почувствовать еще одну жизнь внутри себя. А еще донести простую истину: «мамочка тебя защитит».

Ага. Как же. Мамочка сейчас даже себя защитить не в силах.

Мужчина. Мне нужен мой мужчина.

Я поднимаю свой взгляд на Райта, который, не меняя выражения своего лица, слушает бормотание врача.

— Ну… что? Что? — Требую я, переводя взгляд с одного на другого.

Райт одним небрежным взмахом руки приказывает пожилому мужчине удалиться со всеми своими шприцами и склянками.

— Мать. А еще меня называют коварным. — Бормочет Райт, прикрывая глаза. — Расслабься, малышка Шерри. Тебе теперь вредно волноваться.

Отлично. Он был прав. Конечно, Райт редко ошибается. Во всяком случае, я еще подобного не видела.

— Хм. С этим надо что-то делать… — Он встает.

Я же отвечаю мгновенно, не подумав. Это инстинкт. Чисто материнский.

— Ты его не тронешь. — Рычу я, кладя руку на свой живот.

Только через пару секунд я понимаю, что сказала. А главное, кому я это сказала.

Райт кажется удивленным, замирая и смотря на меня. Он еще долго изучает мое напряженное лицо, нахмуренные брови и отчаянную решимость в глазах.

То, что происходит дальше, шокирует меня. Ведь я уже приготовилась умереть.

А он улыбается. А потом начинает тихо смеяться. Смеяться по-настоящему.

Я ошарашена. Меня даже пугает этот звук, который мне еще не доводилось слышать.

— О, малышка Шерри. Аарон — счастливый сукин сын, не достойный тебя абсолютно. — Когда он отворачивается, я успеваю заметить тень, скользнувшую по его лицу.

Печаль. Искренняя печаль. Я заставила его вспомнить что-то такое, что когда-то сломило даже такого сильного мужчину.

Я переполнена волнениями, страхами и восторгами. Все это смешалось воедино, моя душа мне кажется комком из чувств, раскрашенных в самые немыслимые цвета. Я абсолютно не знаю что предпринять, потому так и сижу на краешке своей кровати, держа руку на животе.

Когда я поднимаю свою голову, Райт — пятилетний ребенок — бездумно рисует узоры на окне. Выражение его лица сосредоточено грустное… даже пустое. Он сейчас напоминает мне того Райта, которого я встретила впервые. Немого мальчика, оказавшегося внезапно, как будто по чистой случайности, в незнакомом, огромном, суетном городе. Совсем один, никем не понятый. Брошенный. Оставленный. Навсегда одинокий.

Я вновь опускаю голову, смотря на свои колени, накрытые красным полотном длинной юбки. Я думаю обо всем и ни о чем. Эмоции переполняют меня. Мысли в моей голове поражают своим обилием и настойчивостью. Словно прибавили громкость.

Мир так резко изменился в один момент. Меня пугают эти перемены.

Поднять голову меня заставляют невероятно частые шаги. Мелкие-мелкие и тихие-тихие.

Ко мне подходит свойственной детям неуверенной походкой совсем маленький мальчик. Ему чуть больше годика. Словно он совсем недавно научился ходить. Он так прекрасен в сумраке этой комнаты. Так невероятно хорош, что если бы я писала картину на религиозные мотивы, то рисовала бы с него маленьких ангелочков. Все маленькие ангелочки на моей картине имели бы лицо этого малыша. И еще я бы журила свою картину и себя за то, что не могу передать все совершенство этого детского личика.

Маленькие ручки ложатся мне на колени. Он заглядывает в мои глаза своими золотистыми, невероятно тоскливыми глазами.

Я смотрю на малыша, я любуюсь им, пока он в свою очередь глядит на меня.

Я думаю о том, что если бы у Райта был сын, он был бы похож на него. Что если бы его сыну было чуть больше года, то он бы выглядел именно так.

Вот он. Маленький. Убитый. Желанный.

То, что было отнято у него. То, что было уничтожено. Его счастье. Его любовь.

Я протягиваю руки, поднимая ребенка к себе на колени. И когда я прижимаю его к себе, я уже откровенно рыдаю. Я тихо всхлипываю, глотая слезы. Я чувствую так много и так сильно, что даже не могу толком объяснить, почему рыдаю. От счастья или от горя.

Я качаюсь взад вперед с малышом на руках, рыдая, воя, размазывая слезы по покрасневшим щекам. И я не понимаю, в чем причина этого гормонального взрыва. Возможно, так реагирует тело на изменения, происходящие в нем. А возможно, я чувствую вину перед этим мальчиком-мужчиной. За ту женщину, что оставила его, когда он был еще маленьким ребенком. За ту женщину, что убила его сына.

Мне кажется это не справедливым. Мне кажется это таким жестоким.