Ураган

Они двинулись по гравиевой дороге, миновали коттеджи «Г» и «К» и остановились у маленького кладбища рядом с церковью. Древние надгробия были покрыты мхом и лишайником. Кое-где высились кресты, сколоченные из побеленных досок. Время уничтожило большую часть имен, но на некоторых крестах они еще виднелись: Анджела, два года; Наоми; Марвел, младенец. Ни на одной могиле не было видно цветов; если они и были здесь раньше, их сдул ветер.

— Я как-то читал об одном парне, — промолвил Колдвел, не отрывая взгляда от грубо сколоченного креста с надписью «Эндрю», — который купил себе барометр.

— Да?

— Он принес его домой, вынул из коробки и увидел, что тот показывает очень низкое давление, не знаю, какое именно…

— На уровне моря нормальным давлением считается семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба, — заметила Беверли.

— Ну, возможно, оно было несколько ниже, — продолжил Колдвел. — Может, семьсот пятьдесят или что-нибудь в этом роде. Суть в том, что он решил, что ему подсунули брак, поэтому поехал в город на почту, чтобы отослать барометр изготовителю, а когда вернулся…

«…его дома уже не было», — подумала Беверли.

— …его дома уже не было.

— Правда?

— Его снесло ураганом.

— Наверное, это был ураган тысяча девятьсот тридцать восьмого года, который застал врасплох все северо-восточное побережье Соединенных Штатов.

— Вероятно. Он тогда уничтожил пятьсот человек.

— Почти шестьсот.

Колдвел кивнул, представляя себе, кто составил эти шестьсот человек — двести детей, двести женщин и двести мужчин, которые в это время не были дома. Они в это время ездили по делам — проверяли неисправные барометры, ну и тому подобное.

И Колдвел тоже рассказал конец своей истории Беверли.

Приехав, Дарла Фезерстоун прикоснулась пальцами к груди Колдвела. В тот момент Колдвелу показалось, что это очень двусмысленный, если не сексуальный жест. За спиной Дарлы стоял оператор; он присел на корточки и, прищурившись, прильнул к объективу камеры, над которым тут же загорелся красный огонек. Колдвел понял, что его снимают, и расплылся в улыбке. Над головой оператора высился пластиковый зонт, который каким-то образом был прикреплен к его плечам. Зонт был усыпан снегом и покрыт изморозью.

Колдвел, не понимая, почему Дарла и оператор не входят в дом, открыл дверь шире. Дарлу передернуло, и ее верхняя губа задрожала. Однако Колдвел отнес это на счет холодной погоды и жестом указал на теплую кухню. И тут, то ли ощутив пустоту за своей спиной, то ли прочитав что-то по выражению лица Дарлы, он все понял, еще не услышав слов.

— Произошел несчастный случай, — произнесла Дарла Фезерстоун.

— Она отвезла меня на место, — продолжил Колдвел. — Дарла Фезерстоун. Оператор сидел на заднем сиденье. И, кажется, он снимал. Хотя точно не могу сказать. Я не оборачивался, но он точно сидел с камерой сзади. И я помню, что в тот момент думал: она везет меня туда из человеколюбия или потому, что из этого можно сделать интересный сюжет для новостей? И тут мне стало совсем плохо, потому что не я был героем этих новостей. Я хотел им быть. Я должен был им быть. Но героями были Джейм, Энди и моя мать.

— Я помню этот ураган, — откликнулась Беверли. — Я помню эту субботу. Я везла Маргарет на занятия по плаванию.

— Грузовик ехал на север по Двадцать шестому шоссе — там рядом находился мамин интернат, — наверное, он шел на большой скорости, потому что пересек разграничительную линию и… раздавил нашу машину, как жука. Так было напечатано в «Сан». Огромный заголовок. «Раздавлен, как жук». Потому что у нас был «фольксваген», который все называют «жуком».

Беверли помнила этот заголовок. Она подошла к вывешенной газете довольно близко, чтобы рассмотреть первую страницу. Одного взгляда было достаточно, чтобы догадаться, что скрывается за загадочным заголовком, и какая-то часть ее сознания отметила его оригинальность. Она не стала покупать газету, так как не испытывала желания упиваться чужим горем.

— На следующий день, — продолжил Колдвел — он с ужасом вспоминал об этом дне в течение нескольких лет, когда у него еще не было проблем с памятью, — ко мне пришел директор похоронного агентства, который начал показывать фотографии разных гробов, а я спрашивал, сколько стоит этот, сколько стоит тот, и вдруг я вспомнил. Я ведь богат. Я только что выиграл в лотерею. Шестнадцать миллионов долларов. И тогда я открыл его папку на последней странице, где были позолоченные гробы, и сказал: «Три вот таких».

Рядом откуда-то возник Лестер. Он остановился неподалеку от них и тоже уставился на маленькое кладбище. В руках у него была бутылка рома, и прежде чем заговорить, он сделал глоток.