Ураган

БОльшую часть своего оборудования Джимми Ньютон перенес в главное здание Уреза Воды. Цифровую камеру, подсоединенную к одному из ноутбуков, он установил на треноге в ресторане, а сам ноутбук, подсоединенный, в свою очередь, к небольшой металлической антенне, расположенной точно по центру помещения, положил на столик.

Затем он сел за стол, удовлетворенно сложил руки и улыбнулся.

— Эй, — произнес он, — я на Банке Дампиера, о которой вы, ребята, даже никогда и не слышали. Я сижу в гостинице, которая называется «Урез Воды», и мы ждем прихода урагана «Клэр». Скорее всего, он достигнет нас через три — три с половиной часа. К этому времени еще не стемнеет, и, если все это новое оборудование меня не подведет, я собираюсь кое-что заснять, и вы, ребята, получите это в прямой эфир. А вот и мои подружки Гейл и Сорвиг, — добавил он, оглядываясь на раздавшийся за спиной звук. — Они не занимаются охотой за ураганами, поэтому им немного страшно… Эй, девочки, идите сюда, улыбнитесь в камеру и передайте привет близким.

Гейл и Сорвиг сели за стол и с вопросительным видом посмотрели на камеру. Они наконец сняли свои купальные костюмы и облачились в джинсы и футболки. У обеих в руках были щетки, которыми они пытались расчесать мокрые волосы.

— Что это такое? — поинтересовалась Гейл.

— Это, — гордо ответил Ньютон, — моя новая цифровая камера, а вон там — система Джи-эс-эм, с помощью которой, если нам повезет, мы выйдем во Всемирную паутину.

— Живьем? — спросила Сорвиг.

— Да. Вы хотите кому-нибудь передать привет?

— Да, мы хотим передать привет нашему начальнику Энди Проберту, — ответила Гейл. — Привет, говнюк…

Но Сорвиг не дала ей закончить:

— Ты еще пожалеешь, что не перенес наш отпуск на другую неделю.

Наверное, пробило шесть вечера, когда, предваряемые фанфарами волн, внезапно обрушившимися на восточную сторону острова, на Банку Дампиера налетели первые по-настоящему сильные порывы ветра. После чего раздался странный шум, ибо все, что не было укоренено в земле, начало стонать и содрогаться. Высокими голосами жалобно завыли провода. Устало застонали линии электропередач.

Мейвел Хоуп осторожно вошел в церковь. Так в разгар ночи в свой дом входит выпивший не в меру человек, стараясь не разбудить родных и не натолкнуться на разные предметы. Он остановился в проходе и начал ждать, когда глаза привыкнут к сумраку. Как и у всех Хоупов, у него было странное отношение к церкви. В каком-то смысле она являлась для него запретным местом, и он сюда никогда не входил, особенно когда внутри происходили какие-нибудь религиозные церемонии. Например, во время венчаний Мейвел всегда стоял снаружи. Островитяне считали хорошим знаком, если первую пригоршню риса бросит Мейвел Хоуп, но он-то понимал, что таким образом они просто проявляют к нему свое расположение, ибо его присутствие в церкви поставило бы их в неловкое положение. И не потому, что его дед, отец или он сам совершили что-либо неподобающее; просто имя Хоупов традиционно было овеяно каким-то мраком. Он родился безбожником с пиратским сердцем, и все это знали. Зато никто не догадывался, что именно Мейвел Хоуп каждый год заново перекрашивал церковь в голубой цвет, чтобы она была одного цвета с небом.

Он сделал несколько шагов вперед, опустился на колено и прикоснулся к плечу Лестера. Садовник тут же проснулся, вскочил на ноги и повернулся к Мейвелу, который стоял в ожидании, когда кошмары Лестера окончательно рассеются.

— Пошли в дом, — наконец сказал он.

Лестер сделал шаг и споткнулся, все еще чувствуя себя неуверенно на ногах после выпитого рома. Мейвел обхватил его за плечи, и они вместе вышли из церкви.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

Теперь не оставалось ничего другого, как только ждать.

Все собрались в «Логове пиратов», которое из-за заколоченных окон выглядело сумрачно и неуютно. Пространство освещало лишь слабое мерцание телеэкрана, на котором время от времени появлялся репортер Си-эн-эн, остановившийся со своей операторской бригадой в большой гостинице на другом конце Банки Дампиера. Он стоял на фоне обезлюдевшего бассейна, в одной руке сжимая микрофон, а другой прижимая к уху наушник. На нем был старомодный бежевый плащ, подпоясанный широким ремнем, назначение которого заключалось не столько в том, чтобы спасти репортера по имени Сет Воллаби от дождя, сколько в том, чтобы все понимали, что он журналист. К тому же трепыхание и отчетливое хлопанье пол и обшлагов этого одеяния давало представление о силе ветра. И каждый раз, когда на экране снова появлялся Сет Воллаби, это хлопанье становилось все более ожесточенным.