Ураган

— А просто не желают, не интересуются жизнью земного трудящегося... Стоит ли тратить время и деньги на то, чтобы посетить наш скучный шарик?

Надыр не ответил.

Положив под голову руки, оба приятеля глядели в безбрежное небо. На расстеленном носовом платке стояли транзисторный приемник, непочатая бутылка водки, стакан и два огурца.

— Послушай, старик, — воскликнул Маннап садясь. — Давай закроем лавку и рванем отсюда когти!

— Да плевать на это собрание!

— Не в собрании дело... Обстоятельства стали иные... Завелись люди, которые, как говорится, забрасывают нашу крышу камнями. Умный спрячется, глупый высунет голову... А главное — накопления тают.

— Куда ты предлагаешь податься?

— Слава аллаху, мир велик. Трудящемуся человеку всегда найдется место. Мы с тобой перелетные птицы. Направимся туда, где можно зашибить побольше денег. «Все золотом наполни» — еще старик Шекспир советовал... А тут обещают, да обещают...

Обхватив колени руками, Маннап покачивался из стороны в сторону.

— Лучше сегодня постное мясо, чем завтра курдючное сало, — продолжал он. — Хватит! Расправляй крылья, старик, и летим! Думай только о своем благополучии. Вот и вся премудрость!

С этими словами он ничком бросился на песок. Надыр перевернулся на бок, лицом к нему.

— Значит, сегодняшнее собрание все-таки попортило тебе кровь! Девчонок испугался?

— Ты про царицу пустыни, что ли? Махидиль?

— И про Гульхайри...

— Ну, пусть не очень спешат пировать! Вот увидишь, уедем мы, и они обе засверкают пятками. Быть начальником в таком пекле — не тесьму ткать. Эти горлопаны, которые ополчились на нас, сами же проучат самозванную царицу. Курица никогда богатырем не станет. Что она одна сможет?

— Но ведь нашлись же такие, которые поддержали ее!

— Два-три недоноска погоду не делают. Простофиль вроде Алешки и Кулахмеда нетрудно сбить с пути. Всех с собой уведем.

— А если ХТБ не отпустит?

— Плохо ты его знаешь, не раскусил еще. Нечего его страшиться. Со мной не пропадешь, старик. Тысячу раз спасибо аллаху, что мы не дураки, умишко еще есть. Найдем, где плов пожирней, рупии заколотим, жить будем по-царски!

Маннап вскочил, расправив плечи, громко захохотал и, обхватив Надыра, поставил его на ноги.

— Выше голову, старик! Ну, так со мной или без меня?

— Как ты скажешь, так и будет, Маннап, — тихо отозвался Надыр.

— Запомни: споткнешься, на камень не обижайся. Понятно?

Надыр опустил голову.

Маннап включил приемник. Раздались звуки какой-то разухабистой музыки. Черный Дьявол поднял бутылку, сорвал пробку, налил половину стакана и протянул Надыру:

— Пей, старик, не знай печали!

Война... Оставив на попечении своей старшей сестры беременную жену, ушел на фронт счетовод Шахриханского колхоза и погиб смертью храбрых. Дав жизнь Надыру, умерла его мать. Тетушка Рисолат взяла круглого сироту к себе. Надыр рос ладным, здоровым мальчиком. Вскоре после победы родной сын тетушки Рисолат женился. Не успела невестка переступить порог дома, как начала все прибирать к рукам. Она хотела подчинить себе всех, требовала, чтобы выполнялись только ее желания. Тихая и скромная тетушка Рисолат тяжело переживала это, но считала неудобным жаловаться сыну и, не желая портить ему настроение, смирилась со злой и спесивой невесткой.

Одного лишь не могла она простить молодой хозяйке: отношения к сироте. Из-за этого у них иногда вспыхивали ссоры, которые, однако, ни к чему не приводили. Особенно стало худо, когда в доме появилась новорожденная. Невестка беспрестанно попрекала Надыра, а при случае пускала в ход кулаки.

Всю черную работу делал Надыр. Он и за водой бегал, и прибирал в комнатах и во дворе, заготавливал дрова, стирал белье, а после школы нянчился с девочкой. И все-таки никак не мог угодить невестке. Он рос молчаливым, замкнутым ребенком. Надыр ненавидел невестку и боялся ее, но беспрекословно выполнял все ее приказания, отмалчиваясь на брань и попреки...

С годами рана, нанесенная его сердцу всеми пережитыми обидами, ныла все больше и больше. Иногда ему становилось жалко себя, и он подумывал о том, чтобы убежать, но любовь к тетушке Рисолат удерживала его. Была тому и другая причина — «сестренка», как называл ее Надыр. Гульхайри выросла на его руках и с годами превратилась в стройную миловидную девочку. Он так привязался к ней, что сердце у него холодело, если не видел ее хоть один день. И Гульхайри отвечала ему тем же. Девочка готова была скорее умереть, чем расстаться со своим «дядей». Постепенно в ее душе возникла любовь к Надыру. Однако жизнь в доме с каждым днем становилась все более невыносимой.

Однажды Надыр повстречал возле летней столовой кишлака примелькавшегося ему в последнее время в Шахрихане парня. Они поздоровались, и парень вдруг предложил:

— Опрокинем, старик?

Надыр покачал головой.

— Аппетита нет? Или ты заарканенный? Пошли, у меня есть пятерка, поделимся.

— Я на чужие не пью, — гордо сказал Надыр, хотя до сих пор вообще никогда не пил.

— Пошли, пошли, старик, будь мужчиной, — тянул его новый знакомый.