— Что ни предложи, тут же заткнет тебе рот. Таков наш Музаффар. Разве неправда? — говорила Гульхайри. — Надо напомнить ему: «Кто прислушивается к советам — у того дорога без ухабов».
Музаффар в сердцах швырнул карандаш на стол. Данияров налил себе стакан воды и залпом выпил. Он нервничал не потому, что обиделся на критику. Нет, иные мысли владели им...
«Неужели это равнодушие? — тревожно думал Латиф. — Стал начальником, напустил на себя солидность, а по существу, безразличие... Где тот душевный жар, которым горел ты на фронте, а после победы — на стройках? Неужели угас, покрылся пеплом? А что стоит твой опыт без этого горения?»
Гульхайри приложила ладони к щекам. Лицо у нее пылало. Она все не решалась сказать о главном, о самом наболевшем. Но поймав взгляд Махидиль, который словно приказывал ей: «Говори!», девушка взялась за Черного Дьявола.
— ...Такие люди думают только о своем благополучии. Им бы поменьше работать да побольше получать. У них нет никаких стремлений, никаких высоких целей в жизни. А ходят, задрав нос, думают, что они выше всех, что нет им равных.
— Прямо говори, кто это? — крикнули из зала.
— Мы знаем, кто! — раздался другой возглас. — Он раб денег. Он на них молится.
— Оторвался от коллектива! Даже на собрание не пришел!
— А есть и такие, которые берут с него пример! Ходят за ним, как пришитые!
— Не трепись! Кто это пришит к нему?
Это крикнул Надыр, с головой выдав себя. Раздался громкий смех.
— А разве неправда? — когда восстановилась тишина, продолжала Гульхайри. — Вы послушны ему, как овечка. Раз он так сказал, значит, так и будет, вы рады исполнить каждое его желание. Неужели нет других, с кем можно дружить по-настоящему? Или удерживает то, что он вас угощает? До каких пор будете вы с ним якшаться?
Шум нарастал. Надыр вскочил с места, стукнув себя кулаком по ладони:
— Я не нуждаюсь в угощении! Если пью, то на свои!
Музаффар забарабанил карандашом по графину:
— Тише, тише, товарищи! Не устраивайте базар! Кто хочет говорить, выходите сюда и говорите.
Гульхайри хотела еще что-то сказать, но махнула рукой и сбежала с трибуны.
Слово взял Алеша-гитарист.
— Никто не против того, чтобы зарабатывать деньги. Только как зарабатывать, вот в чем вопрос... Но Черный Дьявол... извините, Маннап Тураев, по-моему, нечестно работает и нечестно зарабатывает... Говорят, кто не работает, тот не ест. Как же Маннапу хватает его заработка на ту жизнь, какую он ведет? Как ему хватает денег на выпивки? Приходит на смену позже всех, уходит раньше всех, а то и вовсе не является... Не понимаете? Так я вам скажу. Он любит поживиться на чужой счет. Сколько можно скрывать?! Он с каждой получки требовал у нас магарыч. Я тоже был в его компании, но понял, что это не по мне. Я маме обещал пальто справить, а не смог. Маннап у меня деньги отбирал.
— Продаешь товарищей? — раздался голос из дальнего угла.
— Нет, не продаю! А уж товарищей тем более! — разозлился Алеша. — Я правду говорю. Давно прошли старые порядки, чтобы один работал, а другой на его денежки гулял!
О том, что Маннап, будучи бригадиром, брал со своих рабочих взятки, стало известно впервые. Трудно передать, что началось в клубе.
— Разве можно такое терпеть! — кричали одни.
— Позор!
— Его надо перевоспитать!
— Попробуй, он сам тебя перевоспитает!
— Гнать такого со стройки!
— Правильно!
Поднялся такой шум, что Музаффар охрип, пытаясь навести порядок.
...Собрание закончилось поздно. Махидиль шла домой в вечернем сумраке. Вдруг кто-то окликнул ее.
— Извините, это я, Алеша. У меня к вам просьба...
Махидиль остановилась.
— Я вас слушаю.
— Помните, у нас в бараке вы сказали, что напишете письма родителям?
— Конечно помню, Алеша.
— Очень прошу... не пишите моей маме... она больна. Сердце... Как бы ей не стало худо, если она услышит обо мне такое. Ведь я у нее один. Обещал ей после стройки поступить в институт...
Махидиль вместо ответа протянула парню руку.
— Спасибо, — сказал Алеша. — Спасибо! Будем друзьями. Если вам что-нибудь нужно, я на все готов. До свидания.
— До свидания, Алеша!
В эту ночь Махидиль долго не могла уснуть, но заснув, спала крепко.
VI
Теплый вечер. Шорох песков, словно плеск воды, рассекаемой легким челном. Неясные тени каких-то зверушек, мелькающие то тут, то там, чей-то тихий писк и изредка отдаленный вой, напоминающий тоскливое мычание теленка. Черное-пречерное небо. Мерцающие звезды срываются время от времени вниз, оставляя за собой яркий след.
— Ты что молчишь, старик! — нарушил тишину Маннап, обращаясь к Надыру, растянувшемуся рядом с ним на песке.
— Гляжу на звезды... Думаю... Есть ли там жизнь?
— Может быть, и есть. И там живут существа поумнее нас с тобой.
— Разве есть на свете кто-нибудь умнее человека?
— Почему бы и нет? Вон на той звезде, представь, живут эдакие пижоны... Ох и сахарная, наверное, у них жизнь! — продолжал Маннап. — Во всем, должно быть, превзошли нас... Давно автоматами-роботами обставились и плюют в потолок, в ус не дуют и так далее...
— Если у них техника повыше нашей, почему же тогда они не посетят нашу землю?