Ураган

Хоть и хотелось Надыру позабыть про свои невзгоды — в этот день невестка устроила ему особенно мерзкий скандал — и им владело желание вернуться домой как можно позже, он долго не соглашался. Однако круглолицый был не из тех, кто легко отступает.

— Давай бросим жребий, — предложил он. — Вот двугривенный. Кидай! Если решка, тогда пятерка станет твоей и ты угощаешь меня. А если орел, я тебя угощаю. А когда будут деньги, отдашь. Идет?

Надыр согласился.

Он выиграл и, взяв измятую пятерку, пригласил своего нового приятеля в столовую. Игра понравилась Надыру, и они продолжали ее завтра и послезавтра. Вскоре вместе с другими парнями они уже играли в карты. Надыру все время везло. Маннап, а это был именно он, таращил на него завистливые глаза.

Но настал час, когда счастье отвернулось от Надыра. Он проигрывал день за днем. Стал играть в долг, задолжал Маннапу пятьсот пятьдесят рублей и еще около сотни по мелочам — другим партнерам. Надыр растерялся и не знал, как выйти из неприятного положения.

— Не горюй, старик, — утешал его Маннап. — Будешь жив, рассчитаемся. Только заткни глотку мелюзге, а то они не дадут тебе покоя ни на земле, ни под землей...

Но где было взять деньги, чтобы разделаться с мелкими долгами, с «мелюзгой», как выразился Маннап? Голова у Надыра раскалывалась, он не находил себе места, не спал ночами. Наконец, по совету того же Маннапа, свел ночью с чужого двора телку и продал в дальнем кишлаке на базаре. Но кривда раскрывается и через сорок лет. Впрочем, так долго ждать не пришлось. Короче говоря, Маннап остался в стороне, а Надыр попался...

Тетушка Рисолат и Гульхайри очень горевали. Девушка обвиняла во всем свою мать, обижалась на отца, отказавшегося выручить Надыра. Но ничего не поделаешь. Пришлось затаить свое горе и ждать.

...Шло время. Гульхайри закончила школу, стала работать в колхозе трактористкой, а вскоре отправилась в город и поступила в сельскохозяйственный институт.

В один прекрасный день — Гульхайри как раз приехала домой на каникулы — в ворота постучали. Девушка отперла и застыла на месте.

— Не узнаешь, Гуль? Неужели я так изменился?

Гульхайри была счастлива без меры, услышав родной, тихий голос и от радости не могла произнести ни слова.

— Надыр! Надыр! Чуяло мое сердце! — отозвалась из внутреннего дворика тетушка Рисолат. — Дал бог мне дожить до встречи с тобой! — подбегая к Надыру и упав в его объятия, плача и смеясь одновременно, говорила старушка. — Здоров ли, мой голубок? Каждую ночь виделся ты мне во сне, сыночек... Ведь ты же родился у меня на руках, сердечко мое... Истомилась я, ожидая, когда ты, наконец, постучишься... Ой, Гульхайри, чего ты стоишь как вкопанная, не предлагаешь брату войти! Совсем растерялась, бедняжка... — Она обняла племянника за плечи и ввела во двор. — Что же ты, Гульхайри? Расстели поскорее одеяла на террасе!

— Гуль, кажется, не рада мне...

— Что ты говоришь, сыночек? С утра до вечера не сходит у нее с языка твое имя. Как это ей не радоваться! Обожди, дай ей прийти в себя... Ну-ка, ну-ка, покажись! Слава богу, цвет лица хороший, здоровый... Возмужал... Вытянулся, как тень перед заходом солнца...

Гульхайри все еще не могла опомниться от неожиданности. Она стояла, прислонившись к косяку двери, и вдруг на ее глаза навернулись слезы, и она заплакала навзрыд.

На шум вышла из своей комнаты ее мать. Она холодно поздоровалась с Надыром и ушла обратно.

Сидя за накрытым столом, Надыр украдкой поглядывал на Гульхайри. Они еще не обмолвились ни словом после ужина. Пока хозяйки прибирали со стола, Надыр пошел побродить по родному кишлаку. Он жадно разглядывал поля, склоны отдаленных гор, осыпанные лунными лучами, словно серебряными монетами, стоял под могучими развесистыми чинарами[14], и в памяти его проходили воспоминания о былом...

Воротясь домой и проходя через сад, он увидел на супе[15] Гульхайри и притаился в винограднике. Девушка еще не спала. Потревоженная легким шумом, она приподняла голову и прислушалась. Надыр затаил дыхание. В белой шелковой ночной рубашке, с рассыпавшимися по плечам черными локонами, Гульхайри всматривалась в ту сторону, где стоял Надыр. Сердце парня заколотилось.

— Гуль! Цветок мой! — едва слышно прошептал он.

Девушка вздрогнула, потом быстро подбежала к Надыру и бросилась в его объятия. Парень обнял ее и принялся осыпать поцелуями волосы, лицо, плечи. Девушка крепко прижимала к груди голову Надыра.

...Утром тетушка Рисолат принялась умолять сына устроить Надыра на работу.

— Что ты хочешь делать? — спросил тот у парня.

— Что прикажете...

В исправительно-трудовой колонии Надыр работал на стройке, посещал занятия по техминимуму, освоился с механизмами.

— Ладно. Пойдешь в бригаду Гульхайри...

Однажды, окончив работу, Надыр возвращался домой и вдруг остановился как вкопанный, сердце словно выпало из груди. Перед ним был Маннап. Он улыбался во весь рот:

— Привет, старик!

Надыр молчал. Вот из-за него, из-за этого человека, он попал в тюрьму, запятнал свое имя... Как бы он хотел забыть о нем, никогда не встречать... И вот...