Приступая к новому пикету, каждый механизатор обычно готовит площадку для своего экскаватора. Работая на этой площадке, экскаватор срезает на два с половиной метра в глубину, затем перемещается на новый уровень, словно с одной ступеньки лестницы на другую, и снова вгрызается в землю на два с половиной метра. Маннап, начав новый пикет, занизил глубину выемки почти на полметра. Сменщики, ничего не подозревая, продолжали работать на том же уровне, и в результате на расстоянии трех километров были нарушены проектные нормы.
Об этом и сказал сейчас Алеша.
— Ну так как? — спросил Данияров, обращаясь к Маннапу.
Тот зло покосился на Алешу.
— С одной стороны, рассмешил, а с другой — заставил плакать! — пожал он плечами. — Ведь ты ничего не доказал, приятель. Разве это я начал новый пикет? Догадкам твоим грош цена! Может быть, это твоя вина, а на меня валишь! Но даже если я допустил оплошность, где были ваши глаза?
Поднялся шум. Когда все выкричались, заговорил начальник строительства.
— Дивно-дивно, — произнес он. — И брак налицо, и виноватых нет...
Слово взяла Махидиль. В удивлению всех, она заявила, что виноват не один Маннап.
— Тураев прав. Почему никто не заметил, что мы копаем недостаточно глубоко? Почему никто не обратил внимания? Значит, мы все виноваты, и главным образом я, как бригадир, — заключила она.
III
Махидиль разочаровалась в Хашиме. Она старалась скрыть это от него, но, по-видимому, Балтаев почувствовал, что творится у нее на душе. Он давно уже не приглашал ее к себе домой. Может быть, не хочет, чтобы Махмуда через нее узнала про его разногласия с Данияровым? Что бы там ни было, но ведь Махмуда ее близкая подруга! Хашим не должен бы забывать этого. Правда, Махидиль могла навестить подругу и не дожидаясь приглашения. Какое отношение имеют недоразумения по работе к ее дружбе с Махмудой? Ведь в этой пустыне у нее нет никого ближе и роднее. Да, нужно съездить к ней, отвести душу, поиграть с детьми, развеяться. Но всякий раз, когда она собиралась навестить подругу, что-нибудь мешало.
Ее мысли прервал голос диспетчера, который по радио объявил, что главный инженер вызывает бригадира Салимову в управление.
Однако, когда Махидиль приехала в Туябулак, Хашима в управлении не было. Секретарша сказала, что вернется через час. Воспользовавшись этим, Махидиль побежала к подруге.
— Диля! — радостно вскричала Махмуда при виде гостьи и бросилась ей навстречу. — Ой-ой, да ты прямо как заправский строитель! — Она принялась целовать ее в раскрасневшиеся от мороза щеки и стаскивать с нее ватник. — Что так долго не показывалась? Слушай, да ты поправилась! Здешний климат пошел тебе на пользу! Тьфу-тьфу, не сглазить!
Махидиль счастливо смеялась, подставляя ледяные щеки под поцелуи подруги.
— Где дети?
— Отправила гулять. А свекровь в Ташкент уехала, теперь я одна хозяйничаю.
Махмуда осыпала подругу вопросами, ее интересовало все до мелочей, что окружало Махидиль.
Рассказы Махидиль открывали перед Махмудой новый мир. Муж никогда не говорил с ней о работе. Она задыхалась, сидя дома. Махидиль чувствовала в ее голосе грусть. Стоило спросить Махмуду о семейных делах, как взор ее туманился. Может быть, у нее нелалы с мужем? Но почему Махмуда неоткровенна с ней? Или не желает испортить ей настроение рассказом о своих невзгодах? Во всяком случае, тут что-то не так... «Ладно, раз сама не рассказывает, допытываться не стану», — решила Махидиль.
— Ой, заболталась я, — нарушила наступившее неловкое молчание хозяйка, — и позабыла про чай. Ты же, наверное, голодная. Я мигом!
В этот момент в дверь постучали.
— Эй, невестушка, вы дома, дорогая? Ишь сколько снегу навалило, будь он неладен! Надо бы послать сына, он в минуту бы все расчистил! — Дверь растворилась и вошла широкоплечая, рослая женщина лет пятидесяти, узкоглазая, с желтым скуластым лицом. При виде Махидиль она онемела на мгновение, потом прошептала: — Ой, да у вас гости? А я, не спросив, раскричалась! И мужчины есть?
— Нет, нет. Только моя подруга... Заходите!
Женщина скинула запорошенное снегом пальто, стянула с ног галоши и осталась в шерстяных чулках и черном сатиновом платье, поверх которого была надета новая плюшевая безрукавка.
— Живы-здоровы, мой милые? — продолжала она, обращаясь к обеим подругам своим скрипучим голосом. — Как самочувствие? Холода не мучают? Я совсем не переношу мороза, вся дрожу изнутри. А как ветер переносите? Я и его не выношу... Хоть и дома сижу, а сердце заходится от страха. Пустыня есть пустыня, а город остается городом, ласковые мои! А вы сами откуда?
— Из Ташкента, — ответила Махидиль.
— Ой, сахару вам на язык, мы, оказывается землячки! Ах, Ташкент, Ташкент... Там, наверное, сейчас не так холодно.
Махмуда принялась накрывать на стол.