Ураган

* * * Андрей отстегнул ремни сиденья и посмотрел в прозрачный потолок капсулы. Но там ничего, кроме огромного купола парашюта, закрывавшего небосвод, не было видно. Андрею пришла мысль: если фюзеляж, не сгорев, падает где-то рядом с ним, то в кабине по-прежнему издевательски мигает лиловый глаз времени: "Тик-и-так, тик-и-так..."

Глава 13 1 Через несколько дней после полета Андрей приехал в Дубки. Серафимы не оказалось на даче. Зинаида Петровна занимала его разговором, не выпуская из рук полосок с гранками. - Когда ни придешь - все у вас корректура и корректура. Неужели Серафима Германовна столько пишет?.. - удивился Андрей. - Это работа Леонида Петровича, - весело отозвалась старушка. - Мы с ним старые друзья. Мне приятно ему помогать. У нас, знаете ли, не так уж много друзей. - Что так? - А я, знаете ли, до сих пор не могу отделаться от мысли, что Симочка оттуда. Знаю, знаю, времена изменились. Но мы, старики, не так-то скоро привыкаем к новому, будь оно во сто крат лучше старого. - Серафима Германовна с детства не имеет ничего общего с тем миром, возразил Андрей. - У нее там мать. - Они чужие люди. - И братья, правда, не родные, а все-таки. Братья? Стало не по себе, словно он за спиною Серафимы влез в секрет, которым она, по-видимому, не хотела делиться. До сих пор ни он, ни Вадим этого не знали. А старушка посвятила Андрея в подробности семейных обстоятельств, о которых Леонид Петрович ничего не сказал и Анне Андреевне: Сима Большая второй раз вышла замуж; от нового брака с переселенцем польского происхождения у Симы было двое сыновей - братьев Серафимы. Сам не понимая почему, Андрей чувствовал себя стесненным. Когда он увидел Серафиму, поднимавшуюся по ступеням веранды, ему почудилось что-то необычное в ее внешности. Он пристально вглядывался, стараясь понять, что его поразило. Глаза? Нет, быть может, они смотрели только чуть-чуть удивленней обычного. И вдруг он понял: в копне ее рыжеватых волос серебрилось несколько нитей. Чуть-чуть, едва заметно. И все же это была седина. Серафима нагнулась к Зинаиде Петровне и поцеловала ее в голову. Не глядя на него, словно совсем невзначай, сказала: - Расскажите об этой вашей... катапультируемой капсуле. Это действительно так надежно, как говорит Ивашин? Но тут же, не ожидая ответа, отвернулась и сошла с веранды.

2

Возможно, своим письмом Ивашин не собирался сказать ничего больше того, что там было написано. Но Андрей не мог отделаться от ощущения, что в письме есть что-то, чего генерал недоговаривал, - обида и упрек: справедливо ли то, что в результате работы комиссии, расследовавшей неполадки в работе эскадрильи Андрея, не он, а Ивашин переведен в отдаленный округ ПВО, так как "не сумел" предусмотреть, правильно проанализировать и предотвратить эти неполадки? Андрей перечел несколько строчек: да, между строк то, чего нет в них самих. Впрочем, кроме упрека, есть там и нескрываемое торжество по поводу Семенова: Ивашин не ошибся, взяв Семенова к себе. Семенов - отличный офицер. В результате аварии физические данные не позволяют Семенову летать на боевых самолетах, да если бы он и мог летать, Ивашин не пустил бы его в воздух, а в бой наверняка: шок аварии породил психологическую травму. Ее влияние не хочет понять сам Семенов, но она, без сомнения, помешала бы ему в бою. Но на земле его опыт и находчивость очень пригодились - он мгновенно находит выход из любого затруднения, какое возникает у летчиков наверху. Ивашин посадил Семенова на управление боем перехватчиков. Не простым штурманом наведения, а именно наземным командиром воздушного боя.

* * * "...так-то вот, друг мой! - восклицал в конце письма Ивашин. - Помнишь, я говорил: цени веселых людей, а тех, у кого мудрой веселости нет, не пускай на порог. У Семенова весело идет дело, к которому, казалось, без нахмуренных бровей и подходить нельзя! Когда получишь лампасы - телеграфь. Непременно приеду замочить голубые полоски на твоих штанах. И пиши. Ей-ей, не так-то много на свете людей, от которых хочется получать письма. Очевидно, окончательно и дважды поглупевший Твой Вопреки".