Ураган «Homo Sapiens»

Росомаха захватила пучок веток и, пятясь, протянула их через зубы. Пасть забило ароматной корой и почками. Росомаха пожевала их, проглотила и побежала дальше. Где же Тэкыл? Росомаха встала на задние лапы, оглядела тундру поверх кустов. Во-он она!

Сова сидела на гребне высокого заструга и слушала, как вдалеке еще сердится куропатка. Очень удобный момент.

Росомаха вышла из кустов и поползла среди частокола застругов. Сова задолго услышала приближение зверя, точно определила расстояние. Когда росомаха привстала за последним, разделявшим их застругом, Тэкыл бесшумно повернула голову. Туловище ее не дрогнуло, только голова мягко и неожиданно крутанулась назад. Росомаха увидела огромные, налитые янтарным отблеском зари глаза.

Прыгнули они в один миг. Над росомахой мелькнули растопыренные когти. Пряча глаза, она отклонила голову и, спружинив лапы, опустилась на место, где только что сидела легкокрылая охотница. Сова сделала над росомахой круг и полетела над ее следами к верховьям ручья. Росомаха досадливо царапнула лапами заструг. Сорвалась утренняя охота! Поневоле придется навестить еще одно владение человека на ее участке. Кстати, оно недалеко.

* * *

— Уби-и-или-и! — вспыхнул среди балков женский крик. — Ваську-Дизелиста уби-или!

— Кого?.. Где?..

— Во-о-он!..

В балках захлопали двери. Крики покатились над толпой за поселок, к черному нагромождению сланцевых плит. Васька, покрытый лохмами инея, скорчившись — руки сунуты между поджатых ног — лежал на боку. Поспать прилег человек, да и только. Но снег вокруг густо истоптан звериными лапами.

— Не подходить! — крикнул начальник буровой партии.

Толпа остановилась, потом потекла в стороны, окружая плиту, Ваську и склонившуюся к нему медсестру.

— Эк его угораздило…

— Обындевел-то как бедняга!

— Точно шерстью оброс. Страсть!

— Это теплота сосет из воздуха воду, садит на тело, а сама постепенно истекает. Врач на лекции рассказывал.

— Теплота-а. Са-адит. Глянь, пузырек у ног. Доистекался.

— От такой пьянки не только шерсть — клыки полезут.

— А следы-то, глянь. Кажись, росомаха.

— Она. Когтищи, ух, когтищи!

— Загрызла-а! Гадина! Начальник, что творится? От дома не отойди, да? Принимай меры! В договоре нет статьи, чтобы грызть!

— Спокойно. Радист здесь?

— Слушаю.

— Беги на связь, радиограмму в управление: «Ночью погиб рабочий Питухов, причина точно не установлена, ждем указаний». Подпись моя. Будут вопросы, расскажешь, что видел… Товарищи, подальше. Следователь, прилетит, а мы все истопчем.

— Окоченел уже, — медсестра выпрямилась.

— Чего там — не установлена! Загрызла гада проклятая.

— Спокойно, говорю. Федор, у тебя как агрегат?

— На ходу. А чего?

— На смену не выходи, проскочи по следам, хлопни эту… Гаду. Видишь, разволновался народ. Мелкашку у меня возьми в балке, за печкой висит, там и патроны на полке.

— Ага, начальник, бегу! Я ее мигом…

— Шустряк! Ее теперь догонишь…

— Как же: ждет сидит за бугром! Ей дальше жить надо.

— Точно. Теперь ее ищи-свищи!

— Между прочим, в книжке читал — самый поганый зверь. И в правилах охоты сказано, что разрешается убивать круглый год, а нору разорять. Премию дают.

— Да чего говорить: на Цилинде — я там тоже в разведке работал — одному мужику уши отъела…

— Гос-споди, страсть какая!

— Да-а. Выпил он, значит…

— Погоди про Цилинду. Как Васька сюда забрел?

— Они вчера с Охламоном куролесили, песни орали. Берут ведь где-то водку при нашем сухом законе.

— Охламо-он! Где Охламон?

— Ну чего, чего? Тут я. Вот он.

— Дрожишь? Ясно. Много приняли?

— А я что? Памятная машина? Может, пару пузырей… или больше… или меньше… Рождение у него.

— Ро-ожде-е-ение. Дорождались, идолы.

— А потом что?

— Ну… что? Сиди, говорит, жди, а я… это… к Зинке-Магазинке потопаю, еще пузырь даст. Любит, говорит. Я ждал, ждал — и уснул…

— Э-э, какой с ним сейчас разговор…

— Да слушайте вы больше; «лю-ю-юбит!». Залил глазищи, пьянь несусветная, чтоб вас… — Растрепанная — шуба внакидку, платок сполз за спину — молодая женщина опустилась на снег и вдруг заголосила: — Погибели на вас нет, алкаши проклятые-е! Ы-ых, горе ты мое, горе-е!..

— Как же нет — вот она! — жутко хмыкнул кто-то в толпе.

— Ладно, Зин, ладно. Успокойся, не травись.

— Господи, куда от них деваться! Нажрутся, глаза замажут; лезут и лезут. А ни на что не годны, соки бутылка вытянула! И нас потом винят… — Высокая, в распахнутом полушубке женщина решительно шагнула вперед и, размахнувшись, пнула бутылку валенком. Зеленая стекляшка завертелась и исчезла под ногами толпы.

— Дмитревна, назад! — запоздало крикнул начальник участка.

— Чего — назад? Она его как человека ждала, а он… Взяли моду: придет — ставь бутылку; нажрется — и под стол. Мужики-и… Мне дедушка рассказывал: раньше по утрам от мужика бабой, как ситником, пахло, а нынче сивушным перегаром. Чего таращитесь — от вас, от вас!..