Ураган. Книга 1. Потерянный рай

– Военные? И что вы им доложите? Что без разрешения приземлились возле Казвина, были соучастником в убийстве пяти-шести гражданских лиц и подобрали двух иностранцев, которые пытались сбежать? Сбежать от кого? От народа!

Петтикин с хмурым лицом повернулся, чтобы выйти на связь, но Ракоци подался вперед и грубо его встряхнул:

– Да проснитесь же вы наконец! Военных больше нет – все военные сдались!

Они тупо уставились на него. Вертолет качнуло. Петтикин торопливо выровнял машину.

– Что вы такое говорите?

– Вчера поздно вечером генералы приказали всем войскам вернуться в казармы. Всем родам войск, всему личному составу. Они оставили поле боя за Хомейни и революцией. Теперь между Хомейни и абсолютной властью не стоят ни армия, ни полиция, ни охранка. Народ победил!

– Это невозможно, – сказал Петтикин.

– Нет, – испуганно проговорила Азаде. – Мой отец знал бы об этом.

– А, Абдолла Великий? – с насмешкой произнес Ракоци. – Сейчас-то уж точно знает… если он еще жив.

– Это неправда!

– Это… это возможно, Азаде, – потрясенно выговорил Эрикки. – Это объясняет, почему мы не видели ни военных, ни полиции, почему толпа была так враждебна!

– Генералы никогда на это не пойдут, – дрожащим голосом произнесла она, потом повернулась к Ракоци. – Это было бы самоубийством, для них и для тысяч людей. Заклинаю Аллахом, скажите правду!

На лице Ракоци было написано ликование, ему доставляло огромное удовольствие вертеть словами, сея разлад и тревогу.

– Иран теперь в руках Хомейни, его мулл и «стражей революции».

– Это ложь!

Петтикин произнес:

– Если это правда, то Бахтияру конец. Ему нико…

– Конец? Да этот тупой слабак даже и не начинал! – Ракоци расхохотался. – Аятолла Хомейни напугал генералов так, что у них яйца поотмерзали, а теперь он вдобавок еще и глотки им всем перережет!

– Значит, война закончилась.

– А-а, война, – мрачно произнес Ракоци. – Закончилась. Для некоторых.

– Да, – сказал Эрикки, пытаясь вывести его из себя. – И если то, что вы говорите, правда, то тогда конец и вам тоже, всем, кто в Туде, всем марксистам. Хомейни устроит вам всем кровавую баню.

– О нет, капитан. Хомейни был мечом, который уничтожил шаха, но меч этот держал в руке народ.

– Он со своими муллами и народ покончат с вами. Хомейни такой же враг коммунизма, как и всего американского.

– Будет лучше, если вы раскроете глаза и перестанете себя обманывать. Хомейни – человек практический, и власть для него превыше всего, что бы он сейчас ни говорил.

Петтикин увидел, как побелело лицо Азаде, и ощутил внутри себя такой же холод.

– А курды? – резко спросил он. – Как быть с ними?

Ракоци нагнулся вперед, на губах его появилась странная улыбка.

– Я курд, что бы финн ни наплел вам про Советы и КГБ. Может он доказать свои слова? Конечно нет. Что касается курдов, то Хомейни постарается стереть нас с лица земли, если ему позволят, вместе со всеми мелкими племенами и религиозными группами, всеми иностранцами и буржуазией, помещиками, ростовщиками, сторонниками шаха и, – добавил он с издевкой, – всеми и каждым, кто не согласится с его толкованием Корана. И он прольет реки крови во имя своего Аллаха, не истинного Бога Единого, если этому сукину сыну позволят. – Он бросил взгляд вниз в иллюминатор, проверяя, где они находятся, потом добавил с еще большим сарказмом: – Этот еретический меч Бога сослужил свою службу и теперь превратится в лемех плуга и уйдет в землю!

– Вы хотите сказать, будет убит? – спросил Эрикки.

– Уйдет в землю, – снова этот издевательский смех, – стоит народу лишь пальцем шевельнуть.

Азаде вдруг словно очнулась и бросилась на него с ругательствами, пытаясь расцарапать лицо. Он без труда перехватил ее и крепко сжал, пока она пыталась вырваться. Эрикки смотрел на них с посеревшим лицом. Он ничего не мог сделать. Пока.

– Прекратите! – грубо рявкнул Ракоци. – Уж кому-кому, а вам-то первой следовало бы желать этому еретику смерти. Он растопчет Абдоллу-хана, весь клан Горгонов и вас вместе с ним, если одержит победу. – Ракоци отшвырнул ее в сторону. – Возьмите себя в руки, или мне придется сделать вам больно. Я сказал правду, вам первой из всех людей следовало бы желать ему смерти. – Он щелкнул затвором автомата. – Отвернитесь, вы оба.

Мужчины в кабине подчинились, ненавидя его и его автомат. Впереди, милях в десяти, показались предместья Тегерана. Они летели параллельно шоссе и железной дороге, приближаясь к городу с запада; слева поднимались горы Эльбурс. Небо над ними было хмурым, тяжелым, плотные тучи совсем не пропускали солнца.

– Капитан, видите вон ту речушку, то место, где ее пересекает железная дорога? Мост?

– Да, вижу, – ответил Петтикин, пытаясь придумать какой-нибудь план, чтобы одолеть его.

Эрикки думал о том же, прикидывая, сможет ли он развернуться и схватить его, но Ракоци был с неудобной стороны, у него за спиной.

– Сажайте машину в полумиле к югу, вон за тем холмом. Видите, где это?

Неподалеку от холма тянулась другая дорога в Тегеран, поуже; машин на ней было немного.

– Да. А дальше?