Ураган. Последние юнкера

— Да ничего. Теперь лучше, хотя голова и болит еще. Я вот рассказала Коле про то, что сейчас произошло, так он не верит. Говорит, что я смеюсь над ним.

— Расскажи толком хоть ты, что такое случилось? — обратился к нему Коля. — Она что то несуразное плетет. Я ничего не могу понять.

— Случилось что-то странное. Я и сам не понимаю, в чем дело.

Тут Глеб в коротких словах передал ему все, чему был свидетелем.

— Странно, — промолвил Коля, пожимая плечами. — Может быть вы Наташа, что-нибудь понимаете?

— Как вам сказать? Есть у меня одна догадка, но пока я не хочу о ней говорить, чтобы не наклеветать, на неповинного, может быть, человека.

— Посмотрим, нет ли чего интересного в сумке, — принимаясь ее расстегивать, произнес Глеб. — Ба, да это был офицер, — вытаскивая из сумки погоны, продолжал он. — Судя по погонам, какой-то ротмистр. Пара носовых платков, мыло, полотенце, гребенка, — называл он предметы, вынимая их из сумки. — Жестянка с папиросами, кошелек и в Нем семьсот сорок четыре рубля, а вот какая-то бумага. Посмотрим. Удостоверение, — читал он. — Предъявитель сего, есть действительно первого конного отряда добровольческой армии ротмистр Матвей Всеволодович Карягин, что подписью и…

— Карягин! — воскликнула. Наташа. — Я так я думала.

— Кто такой Карягин? Как будто знакомая фамилия, — произнес Коля.

— А ты уже забыл того негодяя, которого я захватил в плен в Новодмитриевской.

— Ах, да, да. Теперь вспоминаю.

— А почему вы полагали, Наталия Владимировна, что этот ночной вор и этот бывший пленник, одно и то же лицо.

— Я же вам говорила, Глеб? Что еще во время германской войны, мне пришлось познакомиться с этим человеком, и что он наделал мне много неприятностей.

— Да, я помню это.

Тут Наташа, в коротких словах, рассказала братьям все, что произошло с нею в армейском лазарете, потом в горах Румынии, не пропустив передать и об ударе хлыстом, которым она тогда наградила Карягина.

— Ну и негодяй! — воскликнули братья в один голос.

— Как жаль, что он не попался в мои руки, — сжимая кулаки, добавил Глеб.

— Посмотри-ка Глебушка, нет ли еще чего-нибудь в сумке.

— Нет, сумка пуста, — шаря в ней рукой, отвечал Глеб. — Ах нет, вот какой то пакет, — вытащил он наружу запечатанное письмо.

«Товарищу командиру Сорокину», значилось на конверте.

— Те, те, те, да он еще шпион, вдобавок, — воскликнул Глеб, вскрывая конверт.

«Доношу вам товарищ, что из занимаемой белогвардейцами станицы, Корнилов, по достоверным слухам, собирается вести их к Екатеринодару, через станции Кореневскую и Эйнем. Настроение людей бодрое. Ощущается недостаток в снарядах и патронах. Белых генералов сильно заботит непомерно большой обоз, наполненный исключительно ранеными. В составе частей, после моего предыдущего донесения, перемен не было При занятии этой станицы, белые потеряли шестнадцать человек убитыми и сорок три ранеными. Преданный революции Матвей Карягин».

— Каков гусь! Вы только подумайте, каков мерзавец! — кипятился Коля. — А, ведь, офицер царского времени. Но, что это за донесение? И почему оно, до сих пор, оставалось в его сумке? Судя по дате, оно написано три недели тому назад.

— Вероятно собирался его отправить, — вмешалась Наташа, — да, что-нибудь помешало, он и сунул его в сумку, а потом забыл.

— Вероятно так, — согласился Глеб. — Но каким образом, ему удавалось отправлять свои письма.

— Это то легче легкого, — снова отвечала Наташа. — Вы не забудьте, что в каждой станице, через которые мы проходили, всегда было несколько семей большевистски настроенных. Мне кажется, что ими-то и пользовался Карягин. Передаст письмо какому-нибудь большевику, а тот, когда мы уйдем из станицы, доставляет его по адресу.

— Очень правдоподобно, — согласился Глеб, поднимаясь. — Эти бумаги завтра я передам в штаб, а пока, желаю вам спокойной ночи. Боюсь, как бы нас завтра не подняли рано утром, — целуя руку невесты, продолжал он.

— Да поцелуйтесь же вы по настоящему, — возмутился Коля. — И что это, в самом деле. Жених и невеста, а все еще на вы. Чтобы я больше этого не слышал. Понимаете.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — приставляя руку ко лбу, пошутила Наташа и повернувшись к Глебу, красная от смущения, поцеловала его в губы.

Уже с порога Глеб вернулся назад и улыбаясь обратился к невесте:

— Я тебя очень прошу, Наташа, запри за мной дверь на замок и не выходи, кто бы тебя ни звал. Утром я сам приду вас будить, а то признаться, роль Руслана мне не по вкусу, да и вам, тебе, — поправился он, — участь Людмилы, вряд ли улыбается.