Ураган. Последние юнкера

Озадаченный машинист остановил поезд, но в этот момент, брошенная Марковым, ручная граната, с треском разорвалась, и машинист упал мертвым. Подвезенная вскоре пушка в упор расстреливала загоревшийся бронепоезд, из которого еще продолжалась пулеметная стрельба. Но дело было сделано. Бронепоезд находился в агонии и путь через полотно был свободен, тем и воспользовался обоз, рысью проносясь через рельсы. Разбуженный внезапной тревогой, отряд красной пехоты, занимавший станцию и станицу, не мог оказать серьезного сопротивления и, сделав всего лишь маленькую попытку к обороне, бросился бежать. Между тем светало. Рассыпавшимся в цепь добровольцам, на фоне загоревшейся зари, бегущие большевики были видны, как на ладони и они расстреливали их на выбор. Победа была полная. Несколько составов со всевозможными запасами были добычей победителей. Самое главное было то, что пустые патронташи пехоты и зарядные ящики артиллерии вновь наполнились, дав возможность продолжать борьбу. Не задерживаясь в станице, Деникин усадил всю свою пехоту на подводы и двинулся дальше, стараясь как можно быстрее выйти из-под ударов неприятеля. Он видел, что люди его маленькой армии были измучены до предела. Благодаря быстроте передвижения, а так же удачно выбранному направлению, вскоре добровольцы потеряли связь с противником. Теперь уже не приходилось брать с бою каждую станицу. Наоборот, всюду, где только они появлялись, их встречали с хлебом, с солью и оказывали всевозможные услуги. Постепенно близкое к отчаянию мрачное настроение, царившее в армии после смерти Корнилова и неудачи под Екатеринодаром, сменилось прежней бодростью и надеждой. Снова стали раздаваться песни и шутки оправившейся молодежи. Добровольческая армия была спасена.

Виктор Ларионов Последние юнкера

Глава 1 УЧИЛИЩЕ

В мае 1917 года я вошел в вестибюль Константиновского артиллерийского училища в Петербурге на Забалканском проспекте[1]. Налево от входа — комната дежурного офицера. Оттуда доносился четкий звон шпор и короткие рапорта являющихся из отпуска юнкеров. Сердце немного билось, когда, перешагнув порог, я вошел в комнату дежурного офицера, придерживая гардемаринский палаш.

— Господин капитан, гардемарин Ларионов является по случаю приема в училище!

Капитан гвардейской артиллерии слегка ухмыльнулся, очевидно морская форма была здесь редким зрелищем, и посмотрел на лежащий перед ним лист.

— Юнкер, — слегка подчеркнул он, — вы назначены во Вторую батарею, явитесь фельдфебелю.

Я стал подниматься по лестнице, гремя по ступенькам палашом. Широкая каменная лестница вела наверх в помещение батарей, в классы и залы. В залах — мраморные доски, на коих начертаны имена тех, кто первыми окончили Константиновское артиллерийское училище, с далеких еще времен, когда артиллерийское училище называлось «Дворянский полк». Там же и доски со списками константиновцев — кавалеров ордена Святого Георгия, там же и батальные картины. В нижнем зале — дюймовая пушка и гаубица. Повсюду ощущение российской военной славы, как будто слышится шелест старых знамен… Константиновское артиллерийское училище, с еще не угасшим воинским духом и дисциплиной, оставалось в то время одним из немногих уцелевших островков российской государственности и ее военных традиций. В этом здании с пушками у подъезда, с его залами и манежем, почти не ощущалась бушующая за стенами «великая и бескровная» революция…