Маша с Катей устроились в Катиной прелестной двускаточке под ретро. Тентик нежно-зеленый. Пенки постелены, спальники раскатаны. Порядок. Флисовку под голову – и можно полежать и поболтать…
– Молодец Борька, что собрал нас, да? – спросила Катя подружку, устраиваясь поуютней в пухлом спальнике. Места хватало, можно и на бочок лечь, и коленочки согнуть. Как говорила Катя – буквой «зю». В битком набитой палатке фигушки так ляжешь, там лежат все вытянувшись, как шпроты в банке…
– Ой, Борька молодец! – подхватила Маша. – Жаль только, что…
Маша запнулась.
– Маш, – приподнялась на локте Катя. – Ну неужели и ты против Мишки? Ну это же всё мелочи такие! Просто не везет парню… Он же не специально. Или ты спину ушибла?
– Ой, да что ты, я вовсе не про Мишу! – поспешно проговорила Голубева, скорее отметая от себя такие подозрения. – Я совсем другое… Я думаю, знаешь, классно было бы поехать совсем одним…
– В смысле? Нам с тобой вдвоем, что ли? – опять не поняла Смирнова. – А зачем? Компанией-то веселее…
– Да нет, – перебила непонятливую подругу Маша. – Я имею в виду – без взрослых. Ну, без Олега Борисыча. Он, конечно, замечательный и вообще… ну, классный тренер… Но у нас же не тренировка сейчас. Мы же просто отдыхаем, да? Чего за нами присматривать? Мы же не маленькие уже… С паспортами все…
Машин голос звучал все тише. Пригрелась Маша в спальнике, засыпала.
– Ну да, без взрослых, как же… – вздохнула Катя. – Тебя же первую не отпустил бы папа, сама знаешь.
Маша уже ничего не ответила, только вздохнула.
– Маш, – позвала через пару минут Катя. – Маша, слушай, а тебе… ну, нравится кто-нибудь из наших?
Тишина.
– А мне нравится, – не дождавшись ответа, тихо сказала Катя. Так хотелось сказать это вслух! Пусть Маша спит, так даже лучше. И Катя стала тихонько рассказывать спящей подруге, кто ей нравится и почему.
Не все, конечно, забрались в палатки. Ложкин остался восстанавливать костер. Ракитин и Гольдина спустились к берегу. Через несколько минут за ними решительно последовал Ромка. Уговор дороже денег.
– Небо чистое, Боренька…
– Слушай, Даш, – смело начал Ракитин, решивший не дожидаться вечера воскресенья. – А тебе кто больше…
– А вода теплая, как ты думаешь? – Гольдина уцепила Ракитина за руку и потянулась к воде. – Ай, какая теплая… Давай купаться?
– Ну, в принципе… – Ракитин крепко держал за руку Гольдину и думал примерно так: «Сейчас отпущу – сразу искупаешься! Ты целовалась с Рябиной или нет? Если целовалась… все равно не отпущу!»
Лягушки тарахтели, как трактора. Оглохнуть можно. Пахло июньской рекой и дымом. Еще сиреневым небом пахло и кругляшком луны в окошке туч… Откуда тучи-то взялись? Чисто было!
– Я где-то читала, если искупаться в полнолуние нагой, – зашептала прямо в ухо Ракитину Гольдина, – то обольешься лунным светом и станешь колдуньей…
Ракитин от этого шепота вдруг совсем размяк, едва на ногах стоял. Он уже почти забыл про уговор с Ромкой…
– Сейчас купаться – самое оно! – гаркнули у них за спиной. – Ракита, подай пример!
От сильного толчка размякший Борька не удержался, сделал три шага и оказался в реке Лисьей. Правда, неглубоко, по щиколотку. Это так, один смех, а не купание. Ромка и засмеялся.
И Гольдина захихикала. Потеряв руку Бориса, она ухватилась за руку Ромки и теперь стояла рядом с ним, мило улыбаясь.
Ромка понимал, что переборщил. Он освободил свои пальцы от цепкой гольдинской хватки, по-петушиному захлопал руками по бокам и тоже прыгнул в воду, еще и поглубже Бориса.
– Ну что же: мы в воде, а она на берегу? – подмигнул он другу. – Непорядок! А ну-ка, Дарья, подь сюды!
Оба схватили Гольдину за руки и втянули в реку.
– Ай, куда, кроссовки, кроссовки! – верещала Дарья. – Дураки, кроссовки промокнут новые! Придурки, я не хочу! Стоп-игра!
Но даже стоп-игра не помогла. Никакие законы не действовали, кроме закона мужской дружбы и солидарности. Договорились искупать Гольдину, значит, надо искупать! Извини, Гольдина!
– На глубину! – взревел Рябинин грозным рыком командира подводной лодки.
Гольдина взвыла сиреной.
И тут, в ответ на ее визг, началось что-то невообразимое…
Вдруг, отвечая Гольдиной, взвыл ветер. Да какой! Будто самолет завел двигатели. В одно мгновение поверхность реки смялась и пошла морщинами. Вода под чудовищным напором прогнулась вниз, как прогибается чай в чашке, когда на него дуют. Сосны склонились, как луговая трава…
– Ребята, что это? – прошептала Даша, стоя по колено в воде. – Ребята…
Затрещало сверху. Отломилась пышная сосновая верхушка и, подхваченная на лету остервенелым порывом, шлепнулась на воду в метре от ребят, обдав их брызгами с головы до ног. Вот и искупались…
– Ей-богу, это все из-за Лакина, – бросившись к лагерю, выговорил Рябинин. – Взяли на свою голову… Лакин, черт, прекрати!..
Затрещало сзади. Сосна падала, выворачивая пласт земли, на котором стоял Ромка. Как по горке, он съехал по земле, вставшей на дыбы, на ствол и уселся на нем, как на сивке-бурке…
– Лакин!.. – повторял он в каком-то ступоре. – Лакин, прекратить! Эй, эй, эй!..